Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Тарас Шевченко

Кобзарь: Стихотворения и поэмы

{1}

М. Рыльский Поэзия Тараса Шевченко

Самое употребительное, распространенное, в общем, справедливое определение основоположника новой украинской литературы Тараса Шевченко — народный поэт; стоит, однако, подумать над тем, что в это подчас вкладывается.

Были люди, которые считали Шевченко только грамотным слагателем песен в народном духе, только известным по имени продолжателем безыменных народных певцов. Для этого взгляда были свои основания. Шевченко вырос в народной песенной стихии, хотя, заметим, и очень рано был оторван от нее. Не только из его стихотворного наследия, но и из его написанных по-русски повестей и дневника и из многочисленных свидетельств современников мы видим, что поэт превосходно знал и страстно любил родной фольклор.

В своей творческой практике Шевченко нередко прибегал к народной песенной форме, подчас полностью сберегая ее и даже вкрапливая в свои стихи целые строфы из песен. Шевченко иногда чувствовал себя действительно народным певцом-импровизатором. Стихотворение его «Ой не п’ються пива, меди» — о смерти чумака в степи — все выдержано в манере чумацких песен, больше того — может считаться даже вариантом одной из них.

Мы знаем шедевры «женской» лирики Шевченко, стихотворения-песни, написанные от женского или девичьего имени, свидетельствующие о необыкновенной чуткости и нежности как бы перевоплотившегося поэта. Такие вещи, как «Якби менi черевики», «I багата я», «Полюбилася я», «Породила мене мати», «У перетику ходила», конечно, очень похожи на народные песни своим строем, стилевым и языковым ладом, своей эпитетикой и т. п., но они резко отличаются от фольклора ритмическим и строфическим построением. «Дума» в поэме «Слепой» написана действительно в манере народных дум, однако отличается от них стремительностью сюжетного движения.

Вспомним далее такие поэмы Шевченко, как «Сон», «Кавказ», «Мария», «Неофиты», его лирику, и согласимся, что определение Шевченко как поэта народного только в смысле стиля, стихотворной техники и т. п. приходится отвергнуть. Шевченко — поэт народный в том смысле, в каком мы говорим это о Пушкине, о Мицкевиче, о Беранже, о Петефи. Здесь понятие «народный» сближается с понятиями «национальный» и «великий».

Первое дошедшее до нас стихотворное произведение Шевченко — баллада «Порченая» («Причинна») — начинается совершенно в духе романтических баллад начала XIX века — русских, украинских и польских, в духе западноевропейского романтизма:

Широкий Днепр ревет и стонет,Сердитый ветер листья рвет,К земле все ниже вербы клонитИ волны грозные несет.А бледный месяц той пороюЗа темной тучею блуждал.Как челн, настигнутый волною,То выплывал, то пропадал.

Здесь — все от традиционного романтизма: и сердитый ветер, и бледный месяц, выглядывающий из-за туч и подобный челну среди моря, и волны, высокие, как горы, и вербы, гнущиеся до самой земли… Вся баллада построена на фантастическом народном мотиве, что тоже характерно для романтиков и прогрессивного и реакционного направления.

Но за только что приведенными строчками идут такие:

Еще в селе не просыпались,Петух зари еще не пел,Сычи в лесу перекликались,Да ясень гнулся и скрипел.

«Сычи в лесу» — это тоже, конечно, от традиции, от романтической поэтики «страшного». Но ясень, время от времени скрипящий под напором ветра, — это уже живое наблюдение над живой природой. Это уже не народно-песенное и не книжное, а свое.

Вскоре за «Порченой» (предположительно 1837 г.) последовала знаменитая поэма «Катерина». По сюжету своему поэма эта имеет ряд предшественниц, с «Бедной Лизой» Карамзина во главе (не говоря уже о гетевском «Фаусте»). Но вчитайтесь в речь ее героев и сравните эту речь с речью карамзинской Лизы и ее обольстителя, приглядитесь к шевченковским описаниям природы, быта, характеров — и вы увидите, насколько Шевченко ближе, чем Карамзин, к земле, и при этом к родной земле. Черты сентиментализма в этой поэме может усматривать только человек, не желающий замечать суровой правдивости ее тона и всего повествования.

Вполне реалистично описание природы, которым открывается четвертая часть поэмы:

И на горе и под горою,Как старцы с гордой головою,Дубы столетние стоят.Внизу — плотина, вербы в ряд,И пруд, завеянный пургою,И прорубь в нем, чтоб воду брать…Сквозь тучи солнце закраснело,Как колобок, глядит с небес!

В оригинале у Шевченко солнце краснеет, как покотьоло, — по словарю Гринченко, это кружок, детская игрушка. Вот с чем сравнивал молодой романтик солнце! Употребленное М. Исаковским в его новой редакции перевода слово колобок кажется мне превосходной находкой.

Лирика Шевченко начиналась такими песнями-романсами, как «На что черные мне брови…», но она все более и более приобретала черты реалистического, беспредельно искреннего разговора о самом заветном, — достаточно вспомнить хотя бы «Мне, право, все равно…», «Огни горят», знаменитое «Как умру, похороните…» (традиционное название — «Завещание»).

Очень характерной чертой шевченковской поэтики являются контрастные словосочетания, которые в свое время подметил еще Франко: «недоля жартує», «пекло смiється», «лихо смiється», «журба в шинку мед-горшку поставцем кружала» и т. п.

Его поздние поэмы — «Неофиты» (якобы из римской истории) и «Мария» (на евангельский сюжет) — изобилуют реалистическими бытовыми подробностями. Евангельская Мария у него «вовну бiлую пряде» на праздничный бурнус для старика Иосифа.

Или на берег поведетКозу с козленочком болезнымИ попасти и напоить.

А об Иисусе автор одобрительно говорит:

Постиг уже он мастерство.

У Шевченко — проще и теплее:

Малий вже добре майстрував, —

то есть «малыш уже хорошо плотничал».

Кое-где мы видим уже не древнюю Иудею, а современную поэту Украину, украинское село.

И все же это «приземление» высоких предметов уживалось у поэта с торжественным, необыденным, патетическим строем речи, о чем свидетельствует хотя бы начало той же «Марии»:

Все упование мое,Пресветлая царица рая,На милосердие твое,Все упование мое,Мать, на тебя я возлагаю.

Шевченко — лирик по преимуществу, лирик даже в таких эпических своих произведениях, как поэма «Гайдамаки», персонажи которой наполняют петербургскую комнату поэта, и он ведет с ними задушевный разговор о судьбах родного края, о путях молодой украинской литературы, о праве ее на самостоятельное развитие. И «Катерина», и «Наймичка», и «Марина», и «Мария» — все поэмы Шевченко пронизаны лирической струей. Чисто лирические вещи его предельно искренни и просты. Именно простотой небольшого стихотворения «Садок вишневий коло хати…» восхищался когда-то Тургенев. Простота эта, однако, очень далека от примитивности. Читаем:

Вишневый садик возле хаты,Хрущи над вишнями снуют,С плугами пахари идут,Идут домой, поют дивчата,А матери их дома ждут.Все ужинают возле хаты,Звезда вечерняя встает,И дочка ужин подает.Ворчала б мать, да вот беда-то:Ей соловейко не дает.Мать уложила возле хатыРебяток маленьких своих,Сама заснула возле них.Затихло все… Одни дивчатаДа соловейко не затих.

И своеобразное построение строфы, и несомненно сознательное повторение слова «хати» в конце первого стиха каждой строфы, и возникающая из этого рифмовка, и последовательное развитие картины украинского вечера от его начала до той поры, когда все, кроме девушек да соловья, засыпает, — все эти черты свидетельствуют о большом мастерстве поэта, о тонкости и сложности его внешне простого письма.

Ведущая черта поэзии Шевченко — музыка, мелос, ритмическая мощь и метрическое разнообразие. Будучи художником-акварелистом, графиком, живописцем, он уделял в своих стихотворениях немалое место краскам видимого мира, хотя и меньшее, чем этого можно было бы ожидать. Колористическое богатство в большей степени свойственно его прозе — русским повестям. Достойна, однако, внимания образная система поэта, все углублявшаяся, приобретавшая на протяжении его поэтической деятельности все больше и больше живых, земных, своих черт.