Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

Понятно, что к середине восьмидесятых писательская слава Дмитрия Михайловича уже набрала силу, и ничего удивительного в том, что ему – известному на всю страну писателю! – дали квартиру в Новгороде, нет.

Но с другой стороны в Пскове такого с ним не случилось, и как не крути, а получается, что Новгород признал своего певца и приветил.

Поэтому-то и любопытно то, в каких драматических тонах описывает свой переезд в Новгород сам Балашов.

«Попал я сюда по соединившемуся почину несчастья и удачи.

Там, на севере, где я жил до того, лопнула (с треском и безобразиями, как водится) моя прежняя семья, и я оказался буквально сидящим, точнее «парящим» на чемоданах.

А тут известный, ныне покойный, кинорежиссер (уж не помню, как мы с ним и познакомились!) возжаждал запечатлеть мой лик в одном из героев его фильма, посвященного событиям Отечественной войны (подошел типаж!), прельстивши меня обещанием познакомить с городским начальством, а начальство – с книгою, написанной мною о прошлом города, на предмет представления автору (то есть мне) жилья в этом самом городе. Обещание свое режиссер сдержал, и жилье спустя пол года мне действительно дали»…

Приведенная цитата заимствована нами из рассказа Д.М. Балашова «Лаура», написанном незадолго до смерти писателя… И хотя, конечно, художественное повествование – не мемуары, но в последние годы, Дмитрий Михайлович, кажется, и не рассказы писал, а исповедовался…

Так что сомнений в точности изложения фактов тут нет.

Как и в описании съемок фильма Алексея Александровича Салтыкова… Роль, которую пришлось сыграть Балашову в этом фильме, оказалась не то, чтобы трудной, а какой-то зловещей, и в общем-то пророческой, если заглянуть на полтора десятилетия вперед…

«С этого фильма все и началось. Пока меня многократно «мучали», а затем «убивали». (Дубль, еще дубль, еще… Нет, повторите проход! Так лучше, но теперь лишние люди вошли в кадр… Отойдите, там! Мальчики, отойдите дальше! Съемка идет!) Пока меня мучили и гоняли, собиралась толпа, и не только из одних мальчишек».

С.А. Панкратов писал, что эпизод с задержанием Балашова милицией по приезду в Новгород, мог бы войти готовым эпизодом в художественный фильм о Балашове…

Может быть…

Хотя, конечно, гораздо интереснее то, что первым делом по приезду в Новгород Дмитрий Михайлович снимается в фильме, где его убивают.

Пророческую интонацию этой сцены в фильме усиливало то, что Балашов и не играл в этом фильме. Старик-хранитель, которого убивают немцы, это не совсем роль, это сам Балашов и был…

3

А с квартирой Дмитрия Михайловича в Новгороде, действительно, не обманули.

В 1984 году для него в тихом уголке Новгорода, не очень далеко от церкви Спаса на Ильине в двухэтажном небольшом домике сделали из двух одну большую квартиру.

Сюда, в эту просторную новгородскую квартиру, на углу Славны и Суворовской, и пришла в конце сентября 1985 года двадцатичетырехлетняя Ольга Николаевна Качанова.

«Я тогда училась на пятом курсе факультета иностранных языков и, как многие студенты, подрабатывала репетиторством, – рассказывает она, вспоминаю историю своего знакомства с Балашовым. – Наш куратор, Леонора Кузьминична Чистоногова позвонила мне в общежитие и предложила позаниматься с детьми «известного исторического романиста Балашова Дмитрия Михайловича, только что переехавшего в Новгород». Кто такой Балашов, я не знала. Выгодным для меня было то, что заниматься надо было с двумя ребятами сразу: девочка училась в Карелии в школе с финским языком, а мальчик только начал изучать английский. Мне было сказано, что Балашова много издают, и человек он богатый, так что взять за уроки можно и побольше»…

Подумав немного, Ольга Николаевна согласилась.

В назначенное время она пришла на Суворовскую, позвонила в дверь и…

«Я увидела сначала глаза, не всего человека, а именно глаза. Светло-голубые, глубокие, умные, с лукавинкой, улыбающиеся и при этом с каким-то вопросом. Глаза, в которых я утонула сразу. Это потом мама скажет, что Дмитрий меня заговорил. Это все будет потом, а сейчас сердце как-то дернулось, забыла вдохнуть в очередной раз, в голове забилось…

Вдохнув побольше воздуха, сказала что-то, прошла в прихожую.

Дмитрий Михайлович с интересом оглядывал меня, задавал какие-то вопросы, я что-то отвечала, даже улыбалась, кажется.

Выскочили ребятишки, мое спасение, мой спасательный круг, ухватившись за который, я стала понемногу выплывать. Девочку звали Дуняша.

Папа иногда называл ее Овдотьей или Дусей. Евдокия, знакомясь с мальчиками, говорила, что ее зовут Таней. Очень стеснялась своего имени, иногда даже плакала…

Мальчика звали Ярослав, Слава. Мы прошли в комнату Дуняши, потом я позанималась со Славой».

– Ну, как? – спросил Дмитрий Михайлович после урока.

Ольга Николаевна объяснила, что Евдокии будет, конечно, трудно догонять одноклассников: они уже второй год изучают язык. Но у девочки есть способности и настойчивость.

– Когда опять придете?

«Отвечая, старалась не смотреть в глаза. Договорились обо всем. Расставаясь, Балашов пожал руку и опять зацепил глазами. Барахтаясь в них, как котенок в воде, пыталась хоть как-то разглядеть хозяина. Белые, не седые, а именно белые пушистые длинные волосы. Роста вроде бы невысокого. Спустя года два, выяснили с ним, что я выше на четыре сантиметра. Я всегда ощущала, что рядом со мной большой человечище, спокойно носила каблуки (правда, и Дмитрий ходил в сапогах с каблучками) и никогда не замечала, что он ниже ростом. Он был одет в красную косоворотку, ворот расстегнут».

4

В уже процитированном нами рассказе «Лаура», Дмитрий Михайлович описывает свою первую новгородскую влюбленность в женщину, с которой так и не было ни романа, ни просто знакомства…

«Разговаривали. О чем – не помню. Странно, но не помню даже ее имени и, боюсь, нынче могу не узнать, встретив в толпе. Ибо запомнилось и помнилось с мучительной болью не это, не внешние приметы, а скорее строй души; ее ясная, веселая кипучесть, во всей этой киношной кутерьме звеневшая сквозь и надо всем, как серебряный колокольчик. Да нет, словами опять не сказать, не определить… Но, разумеется, два эти рубежа: разница возрастов (в дочери она мне годилась, так-то сказать!) и счастливое замужество – исключали для меня всякую возможность более близкого с нею знакомства. И так только тихо радовался, когда она выделяла меня, не забывая в толпе хохочущих подруг, хотя особой близости не было меж нами. Помню только, что во мне проснулось то мучительное, как жар болезни, чувство обостренного ощущения ее присутствия и желания близости, не той грубой, от которой пересыхает рот, и рождаются зверские инстинкты, а какой-то иной, духовной, что ли… Да и попросту нравилась