Пол Баррел - Королевский долг

Лорд Порчестер всегда стоял рядом с ней и давал пояснения относительно лошадей. Я тоже был в королевской ложе и должен был подать чай между третьим и четвертым забегом. Правда, принцесса Маргарет чай не пила: она предпочитала «Пиммз» [16].

Принцесса Уэльская «выбрала» самое подходящее время для родов. Как раз закончились Королевские скачки, а вечером 21 июня 1982 года на свет появился принц Уильям, или «уэльский кроха», как его нежно называла Диана Он родился в девять часов в больнице Святой Марии в Паддингтоне. А в двух милях оттуда, в Букингемском дворце, слуги, одни из первых узнавшие эту радостную новость, открывали шампанское.

Каждому хотелось посмотреть на маленького принца. Все слуги только о нем и говорили, но наследник наследника престола провел свои первые недели в детской в Кенсингтонском дворце с няней Барбарой Барнс.

Я впервые увидел принца Уильяма два месяца спустя в августе в Балморале. Он лежал в колясочке, накрытой тюлем. Она стояла на травке у фонтана возле одной из башен Кенсингтонского дворца. Нянька внимательно следила за ним из окна.

Если на Королевских скачках можно увидеть, как королева радуется, то в Букингемском дворце я как-то увидел королеву совершенно зачарованной. Это было, когда ей принесли показать последнюю работу мадам Тюссо. Это была восковая фигура королевы. Ее установили в Китайской столовой, и, когда сняли покрывало, королева позвала меня:

— Не хочешь взглянуть, Пол?

Она шла впереди в сопровождении собак, а я шел за ней, чуть не спотыкаясь об ее любимцев. Удивительно было отправиться смотреть на восковую фигуру вместе с королевой. Китайская столовая отделана в красных, золотых и зеленых тонах. Решетка камина изображает переплетающихся змеев и драконов, на полу китайская циновка, а по стенам развешаны фонарики. Когда заходишь в эту столовую, создается впечатление, что ты попал в Королевский павильон в Брайтоне времен Принца-регента (позже ставшего королем Георгом IV).

Королева вошла в темную комнату и, еще не успев включить свет, заметила фигуру в центре столовой и вздрогнула: там стояла женщина в вечернем платье. Наконец она зажгла свет и мы смогли увидеть всю фигуру до мелочей. Сходство было потрясающее.

За годы службы я уже так хорошо изучил лицо королевы, что действительно был потрясен точностью, с которой скульпторам удалось передать каждую черту. Даже пряди седых волос над ушами лежали точно так, как в жизни. Королева привыкла, что с нее рисуют портреты, и привыкла потом оценивать: похоже или непохоже получилось. Но мне все это было внове, и я глупо переводил взгляд с одной королевы на другую и не мог сказать ни слова.

— Отличная работа, правда? — заметила она, пристально разглядывая восковую фигуру. Мне было странно видеть, как королева рассматривает свое собственное изображение. В этом было что-то очень интимное.

— Надо же, как все точно сделано, — пробормотала она.

Десять минут она разглядывала фигуру, потом одобрительно кивнула, выключила свет и вышла из комнаты. Это был первый и последний раз, когда я оставил «королеву» стоять одну в темноте. По распоряжению королевы восковую фигуру выставили в музее мадам Тюссо.

Было, однако, одно распоряжение королевы, которое сильно повлияло на мою личную жизнь, В 1984 году, когда я женился на Марии, королева личным приказом разрешила нам вместе продолжить работу во дворце, нарушив многовековое правило. И благодаря ее приказу мы с Марией впервые узнали каково это, когда о тебе пишут в газетах.

Глава пятая

ЕЩЕ ОДНА КОРОЛЕВСКАЯ СВАДЬБА

«Королева радуется новой свадьбе во дворце!» — гласил заголовок в «Ньюс оф зе Уорлд». «Новая чета во дворце!» — кричала «Дейли Миррор» [17]. Свадьба Баррела и Косгроув стала настоящим событием в те времена, когда свадьбы не были еще достоянием общественности, — во времена, когда еще не появился журнал «Хелло!».

Мы с Марией оба уже восемь лет работали во дворце и привыкли всегда оставаться в тени, а в тот день, в субботу, 21 июля 1984 года, все внимание английской прессы было приковано к католической церкви Святой Марии в Рексхеме. Все утро возле дома Марии толпились репортеры и фотографы из известных воскресных газет. Они же поехали за нами в церковь, чтобы не пропустить то, что назвали «еще одной королевской свадьбой». Каких только заголовков они ни придумали — а все потому, что жених работал у королевы, а невеста у герцога Эдинбургского.

Одна хитрая журналистка из «Ньюс оф зе Уорлд» перешла все границы — смешавшись с толпой родственников она проникла в дом Марии и поднялась в спальню, где как раз переодевалась мать Марии, Элизабет. Журналистка спросила, что она думает по поводу предстоящей свадьбы. И тут же получила ответ: «Вон отсюда, негодяйка».

Когда мы с шафером, моим братом Энтони, подъехали к церкви, то увидели толпу журналистов перед церковью, которые уже приготовили камеры и фотоаппараты. Не ожидалось никаких королевских особ. Присутствовали только слуги: Пол Уайбрю, королевский лакей, Пегги Хоут, камеристка королевы, и Майкл Фосетт, старший лакей. Королевский священник Кэнон Энтони Цезарь, в великолепных алых одеждах, участвовал в церемонии — он давал благословение и читал молитвы.

Шаферы, вместо того чтобы рассаживать всех по местам, стояли у дверей и не пускали журналистов. Я беспокоился только о том, как бы пресса не испортила свадьбу, потому что многим нашим друзьям пришлось приехать сюда из Лондона. К сожалению, на нашей свадьбе не было девяти почетных гостей: королевских собак. Не было даже Чип-пера. Но зато они прислали мне королевскую поздравительную телеграмму, которая и по сей день висит на стене в рамке. В ней говорилось: «Пусть вы нас не пригласили, но, конечно, не забыли! А раз так, то не грустите — пирогом нас угостите! Чиппер, Смоуки, Шэдоу, Пайпер, Фейбл, Миф, Джолли, Спарки, Браш». А внизу был чернильный отпечаток собачьей лапы.

Любопытные журналисты так и не узнали об этом. Их больше всего интересовало, как мы с Марией встретились.

Роль купидона для нас сыграла Роуз Смит — горничная, которая работала на этаже принцессы Анны. Она, как и я, была из Дербишира и тоже училась в колледже Хай Пик в Бакстоне, но работать в Букингемском дворце начала за полгода до моего появления. Роуз вышла замуж за моего лучшего друга, лакея Роджера Глида, и после этого ей пришлось уйти из дворца: в то время существовало такое правило — муж и жена не должны работать вместе. Поэтому она стала работать камеристкой у герцогини Глостерской в Кенсингтонском дворце.

Я часто общался с Глидами, а потом и с их друзьями. Мария Косгроув была подругой Роуз. Сначала она работала в прачечной, потом в Бельгийских апартаментах, а потом в апартаментах принца Филиппа. Я почти не замечал эту девушку, которая называла меня «без пяти минут джентльмен». А потом наконец заметил. Ее остроумие, ее заразительный смех, ее прекрасные карие глаза и темные волосы, смешной танец «делаем пюре» — она пятилась назад, живо маша руками над головой… И конечно, большую роль сыграла романтическая атмосфера, царившая в Балморале, — по вечерам мы часто сидели вокруг костра, ели плохо прожаренное барбекю на пустошах, Маккрей играл нам на волынке, Сирил Дикмен звонил в колокольчик, и все пели шотландские песни. Мария стала моим товарищем, потом лучшим другом, а весной 1983 года мы поняли, что любим друг друга.