Пол Баррел - Королевский долг

Меня отвезли в Центр лечения раковых заболеваний имени Люсиль Марки Паркер в Лексингтоне (в этой крупной больнице лечили не только рак), и тут же встал вопрос о срочной операции. В больнице уже заранее была готова палата для королевы — на всякий случай. Таков порядок: куда бы королева ни отправлялась, в ближайшей больнице для нее всегда готова палата. Думаю, это был первый случай в истории, когда больной лакей спал в королевской постели. Мое пребывание в больнице сопровождалось той же секретностью, как если бы туда поместили саму королеву. На доске, где вывешивался список пациентов, моего имени не было. Вместо него там была изображена корона, ступня [15] и знак мужского пола. Все вместе должно было означать «лакей королевы».

Врачи сказали, что диск треснул и защемил седалищный нерв, поэтому я и не чувствовал ног.

Я лежал на носилках и смотрел на лампы под потолком. Надо мной склонился лорд Порчестер (менеджер королевских скачек). «Королеве нелегко было принять такое решение…» — начал он, а затем объяснил, что рабочий график Ее Величества не позволяет ей ждать моего выздоровления, и она вынуждена вернуться во дворец. Они улетают, а я остаюсь. «Тобой будут заниматься лучшие врачи. Королева обо всем договорилась», — закончил он.

Позже врач сказал мне: «Диск треснул и защемил седалищный нерв. Этим и вызван временный паралич. Надо удалить треснувший диск и освободить нерв. Если не сделать этого немедленно, есть опасность, что вы никогда не сможете ходить».

В полночь было принято решение делать операцию. Когда я пришел в себя, то увидел над собой лицо медсестры Дорис Галлахер. Чувствовал я себя не очень хорошо, но она меня утешила: сказала, что операция прошла успешно, и вскоре я снова смогу ходить. «Вы полностью выздоровеете», — пообещала она.

Я медленно отходил от наркоза. Вся палата была уставлена цветами и фруктами, которые передали для меня гости королевы, которым я испортил ужин. Под потолком был прикреплен телевизор, и я с тоской смотрел прямую трансляцию взлета королевского самолета из аэропорта Лексингтона.

Через три дня я при помощи костылей уже ходил по палате, которая должна была стать моим домом на целых две недели. Мне захотелось узнать, кто мои соседи, и я доковылял до соседней палаты.

— Здравствуйте. Я Рон Райт, а это моя жена Джулия, — приветствовал меня жизнерадостный американец.

На кровати в окружении разных приборов и трубочек лежала девочка. Джулия кормила ее картофельным пюре с ложечки.

— Моргни, если хочешь еще, золотце, — говорила Джулия своей восьмилетней дочке Бесс.

За несколько дней до того, как я вошел к ним в палату, Бесс делали операцию: удаляли опухоль головного мозга. Я вдруг понял, что моя боль — это мелочи. Вот передо мной девочка, которая в свои восемь лет уже должна серьезно бороться за свою жизнь. Джулия закончила ее кормить.

— Бесс ни разу не слышала английского произношения. Может, поговорите с ней? — попросил меня Рон.

Следующие одиннадцать дней я приходил беседовать с Бесс. Джулия сказала, что, раз глаза у девочки открыты, значит, она слушает. Когда меня выписали, я зашел попрощаться с Бесс. Я переписывался с Роном Райтом, его братом Клодом и женой Клода Ширли, которая и читала мои письма Бесс. Через три с половиной года девочка умерла.

Королева сдержала свое обещание и все устроила. Счет за медицинские услуги мне так и не пришел, и домой меня отправили с шиком. За мной прислали королевский самолет ВАе 146, который должен был налетать определенное количество часов, прежде чем на его борт взойдет королева. Так я стал подопытной морской свинкой. Салон первого класса переоборудовали так, чтобы туда можно было поставить койку, и самолет отправился в Кентукки, чтобы забрать одного-единственного пассажира — выздоравливающего лакея. Я был первым пассажиром, полетевшим на этом самолете, причем самой королевы.

Я путешествовал с королевой по всему миру. Я был в Китае, в Австралии, в Новой Зеландии, на Карибских островах, в Европе, в Алжире, в Марокко, но самыми увлекательными были поездки в Аскот всего в нескольких милях от Виндзора. День Королевских скачек был для королевы самым долгожданным днем в году, потому что она могла целиком посвятить его своему любимому спорту.

Однако в июне 1982 года многие ставили на то, родится ли первый ребенок Уэльской четы во время четырехдневных скачек и кто это будет — мальчик или девочка. К счастью, принцесса родила позже, и королева смогла полностью посвятить себя скачкам. Королева никогда не делала ставок, потому что не носила с собой денег (не считая тех случаев, когда специально брала пять фунтов в церковь), но это не мешало ей получать удовольствие от зрелища. Она старалась угадать, кто станет победителем, или просто любовалась лошадьми.

Для меня самым интересным была эта четвертьчасовая проездка в открытой коляске. По традиции, существующей с 1825 года, королева выезжала из Виндзорского парка через Золотые ворота и по знаменитой прямой дороге — Стрейт Майл — мчалась в Аскот. Королевские лакеи в алых парадных ливреях должны сидеть прямо и смотреть вперед с бесстрастно-сосредоточенным выражением, но при этом внимательно прислушиваться к крикам толпы, которые, по мере того как королевская процессия приближается, становятся все громче, а вскоре грянет конногвардейский оркестр.

Королева тоже старается все замечать. Как только коляска трогается, она перегибается, чтобы посмотреть: оставляют ли колеса отпечатки на дерне. Но делается это не из любопытства: королева уже думает о скачках. Она проверяет, твердая или мягкая будет земля под копытами лошадей.

Когда поездка по этой холмистой местности подходила к концу и раздавались первые звуки гимна «Боже, храни королеву», мы, лакеи, должны были уловить момент, когда заиграет мелодия, и снять шляпы. Мой напарник слегка подталкивал меня локтем, и мы синхронно снимали свои цилиндры. Это было знаком: дамы начинали приветствовать королеву, а джентльмены снимали шляпы. Наконец гимн заканчивался, коляска замедляла ход, и я спускался, чтобы помочь королеве сойти. Нелегко вылезти из движущейся кареты, сохраняя достоинство, но я ни разу не ударил в грязь лицом.

В королевской ложе королева, вооружившись биноклем, приходила в особенно возбужденное состояние. Именно в такие минуты она забывала о своем высоком статусе и просто наслаждалась скачками. Она вслух поторапливала лошадей, хлопала от радости, а иногда даже что-нибудь выкрикивала. Было одновременно и забавно и трогательно видеть, как королева, следившая за скачками по экрану, установленному в ложе, вдруг, когда до финиша оставались последние фарлонги, выскакивала на балкон — правда, с неподражаемым изяществом.