Федор Архипенко - Записки лётчика-истребителя

На войне смешное и трагичное часто ходят рука об руку. Так и в тот день: Коля Гулаев кое-какие свои личные вещи и ордена положил в самолет за бронестекло, а во время обстрела техник самолета вытащил их, ибо боялся, что снаряд может попасть в самолет и ордена пропадут.

Гулаев долго и упорно искал их во всех люках и отсеках, а потом, когда награды счастливо нашлись, так же долго и терпеливо выслушивал остроты товарищей.

На следующий день, во время похорон тов. Бушмелева, орудийным огнем противник накрыл похоронную процессию, и когда люди разбежались по кладбищу, а оно было рядом с аэродромом, то обнаружили и поймали лазутчика-шпиона, который корректировал огонь артиллерии.

…На аэродром Турбя мне больше не пришлось сесть, а с группой летчиков мы перелетели на аэродром Хожелеев, который располагался неподалеку от Турбя и был выделен для базирования нашего 129 гв. иап.

Для размещения летного состава были выделены комнаты в помещичьем имении, и когда мы подошли к дому, то прямо напротив входа обратили внимание на две свежие могилы. Оказалось, врачи, майоры медслужбы, жена и муж, набрали поганых грибов, нажарили и съели, в итоге отравились и спасти их уже никто не мог. Так вот нелепо погибли два человека.

В один из дней, чувствуя недомогание от простуды, я решил зайти в медпункт и встретил на лестнице лейтенанта медслужбы, спросил, с какого он бао? Тот ответил, что с 209-го и рассказал, где он базируется — это оказалось совсем рядом с нашим аэродромом, в населенном пункте Мельце. Я этот бао искал с начала войны, ведь там служила приворожившая меня Ядвига.

Решил немедленно, срочно съездить, расстояние было всего 15 км. Нашел на аэродроме автомашину, но самому ехать не пришлось, так как было приказано вылететь с группой в район Сандомирского плацдарма, а отказываться от вылета было не в моих правилах. Принимаю решение послать вместо себя Николая Глотова и шутя ему приказываю:

— Пока слетаю, живую или мертвую, а на аэродром ее привези.

— Ваше приказание будет выполнено, — отвечал Николай.

Мы взлетели, ушли на цель, погода на этот раз была хорошая, нижний край облачности до 1500 м, задачу выполнили и вернулись на свой аэродром.

В этом полете, помню, мне взбрело в голову, что я должен погибнуть или что-то печальное должно случиться, но обошлось все хорошо, зенитная артиллерия не сбила, хотя и обстреляла группу, самолетов противника не встретили, воздушного боя не было и мотор моей «бэллочки» не отказал.

Зарулил я на стоянку, выключил двигатель, вылез из самолета и жду. Подходит Николай Глотов, докладывает:

— Товарищ командир, ваше приказание не выполнил: Ядвиги там не оказалось.

Развел я сокрушенно руками — не везет мне.

Но оказалось, что Николай Глотов привез ее на аэродром и спрятал, а все летчики, техники, механики и мотористы наблюдали из-за самолетов моё поведение, наслышаны были, что я давно ее искал.

Видя мое упавшее настроение, Николай Глотов подал сигнал, и она появилась из какой-то аэродромной будки, словно царевна-лебедь. Сколько у меня было радости в тот момент, когда я увидел ее, и одновременно шевельнулось в груди какое-то разочарование, оставил то я в 1941 году едва расцветшую милую девушку, а встретил красивую, знающую себе цену даму.

Не знаю, почему-то у меня к ней сразу пропала любовь. Приезжала она к нам с подругой, погостила полдня и сама пригласила в гости. Мы с Николаем Глотовым позже нанесли ответный визит, — и я встретил там несколько человек из бао, с которыми нас вместе застала война в районе Ковеля.

Так мы с ней и расстались, позже еще только раз я видел ее в 1945 году в Германии в гор. Лигницы, но к тому времени уже все погасло в моей душе, хотя какой-то пленительный ее образ навсегда остался в памяти. Была она милая, кукольно-красивая блондинка, а у меня к блондинкам почему-то всегда была особая симпатия.

В сентябре месяце какому-то штабному мудрецу пришла в голову мысль, чтобы самолеты-истребители полетали над Берлином на бреющем полете.

Как-то вызвали меня, Никифорова и Бекашенка на КП, были там несколько политработников и замполит полка. Ставят нам задачу: готовиться к полету на Берлин. Мы говорим, что бензина, мол, не хватит даже долететь до реки Одер, нас в ответ заверяют, что привезут подвесные баки, мы не унимаемся: и с баками на обратном пути Одера не перелететь, нам спокойно отвечают что-то вроде того, что садиться придется на территории Германии и искать своих спасителей.

Три дня заместитель командира полка по политчасти нам внушал мысль о необходимости этого полета, о том, что мы должны показать всему миру, что советские истребители с красными звездами уже появились над Берлином. На четвертый день дали отбой, сообщили, что такого полета не будет и мы вздохнули свободно.

Кто-то справедливо заметил, что причиной отбоя было то, что летали мы на самолетах американского производства и поучительность демонстрационного полета это несколько подрывало.

Тогда же, в сентябре, я начал просить командира полка Фигичева, чтобы предоставил мне возможность слетать на моей разукрашенной «десятке» в Бобруйск, к родне. Все вроде было нормально, обещали мне, что вот-вот будет такое разрешение от штаба 2-й Воздушной армии, но затем отказали. Мотивировали отказ тем, что это будет полет на территорию 1-го Белорусского фронта, а Москва этого не разрешает.

Все же мне предоставили краткосрочный отпуск, командир полка Валентин Алексеевич Фигичев предупредил, чтобы долго не задерживался, ибо должно начаться наступление наших войск, направленное на освобождение Польши, и все мы понадобимся здесь.

Получив отпуск, я начал добираться до Бобруйска. Вначале на попутных автомашинах я доехал до Ковеля, хотел было зайти на свою старую квартиру, а затем уехать в Брест. Оказалось, что до г. Брест поезда не ходят, так как бендеровцы разобрали железнодорожный путь на пятидесятикилометровом участке под Ковелем. При этом узнал, что из г. Сарны поезда вроде бы ходят аж до Пинска. В это время отправлялся поезд Ковель — Киев, я был рад уехать хоть куда-нибудь, сел в вагон и уехал в Киев.

В Киеве все то же — узнал, что поезда на Гомель не ходят, а ходят из Брянска. Пришлось на товарном поезде дотрястись до Брянска, затем в эшелоне, груженом танками, уже доехать до Гомеля. На лодке переправился через реку Днепр, так как мост был взорван и в стареньком обшарпанном пригородном поезде доехал до Бобруйска.

Поездка получилась на зависть, как говорится — в Крым через Берлин.

В Бобруйске нашел свою сестру Юлию и брата Ивана, который работал там шофером.

На следующий день уехал с сестрой в поселок Поболово, где жили мои родители и остальные братья и сестры.