Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации - Коллектив авторов
Дневники цесаревича Николая Александровича
25 апреля. Гатчина
В 8.50 отправился снова по-прежнему в Питер. На Миллионной случился скандал: весь полк был выстроен от Эрмитажа до казарм по обе стороны улицы, потому что люди хотели поздравить меня с помолвкой – очень трогательно!
6 мая
Итак, мне сегодня 26 лет! Уже ближе к 30, чем к 20, – но зато, слава Богу, и жених – и чей еще? Такого сокровища, такого дивного существа, как Аликс! Телеграммы сразу полетели после полудня. Погода совсем поправилась. Получил поздравление от Аликс из Виндзора и очередное письмо от нее же. Гуляли вокруг озер и сидели в храме любви. После чаю отписывался от пакостных телеграмм и поспел справиться с ними до обеда.
23 мая
Получил письмо от моей дорогой Аликс; теперь уже дошло до № 32-го – недурно, если считать с 21-го апр[еля].
25 мая. Рождение милой Аликс
Как много я о ней думал целый день, как страстно хотелось бы обнять ее и провести этот день с нею вместе! Офицеры и все роты пришли к бараку поздравить меня – что меня тронуло!
Письмо королевы Великобритании Виктории цесаревичу Николаю Александровичу
25 мая (6 июня). Балморал
Дорогой Ники, я пишу тебе в этот замечательный день, день рождения нашей милой Алики. Уверена, что тебе он тоже дорог, и я желаю тебе также долгих лет жизни. Спасибо за твое очень доброе письмо от 20 мая к моему дню рождения[371]. Это был единственный по-настоящему теплый день с тех пор, как мы приехали сюда. Необычайно долго стояла холодная погода, очень часто шли дожди. Но уже гораздо теплее.
Результаты лечения дорогой Алики в целом удовлетворительны 48, но ей нужен исключительный покой и отдых. Посылаю тебе копию письма доктора из Харрогита[372], очень умного и хорошего человека. Она на диете и соблюдает строгий режим. Ей приходится много лежать. Это надо было сделать давно, но врач, которому, к сожалению, очень доверяет [семья], весьма глуп, и от него никакого проку, и он соглашается на все, о чем его просят. То, что она делает сейчас, надо было сделать прошлой осенью и зимой.
Кончина ее дорогого отца, беспокойство за брата и споры о ее будущем очень сильно подорвали ее нервную систему. Надеюсь, ты это поймешь и не будешь спешить со свадьбой, ведь ради твоего и своего блага она сначала должна выздороветь и окрепнуть.
Письмо принцессы Алисы Гессенской цесаревичу Николаю Александровичу
28 мая (9 июня). Харрогит
Дорогой Ники, в этот день десять лет назад мы приехали в Петергоф, и я впервые увидела и поцеловала моего милого Lausbub[373]. Как неизменно мил и добр ты был тогда ко мне – наши надписи на окне 49. После отъезда из России в 84 году я иногда молилась за тебя и потом, после 89-го, конечно, тоже – когда мне кто-то нравится, я не могу не молиться за него.
Подумать только, я уже 10 лет знаю тебя, это долго, не так ли? Я так и вижу тебя во время венчания, когда ты держал венец над Сергеем[374] – как много перемен и событий с тех пор – от этого становится грустно.
Письмо цесаревича Николая Александровича невесте принцессе Алисе Гессенской
2 (14) июня. Петергоф
Милая, ты не знаешь, каким я бываю хитрым – я самым бесстыдным образом надул бабушку, почитай письмо, когда мы будем в Виндзоре, и сама сможешь судить, как тебе не повезло быть помолвленной с таким существом! Я не могу не перечитывать снова и снова твое милое письмо – о! ты самая милая, добрая, ангельская маленькая девочка на свете! И то, что мне будет дано обладать таким сокровищем и любить тебя – нет! это слишком божественно и нельзя выразить словами. Я даже не воображал, что возможно такое счастье, как теперь. Я чувствую, что совершенно изменился, жизнь приобрела новый смысл, явилась цель жить для других и для себя самого! О! Моя милая – все это я познал с тобой!
Я высунулся из окна, глубоко вдохнул и втянул в себя чистый, теплый морской воздух, порывы которого донес до меня ветер,– и подумал о моей милой, дорогой девочке, показалось, будто ветер принес мне издалека твои нежные поцелуи. Хотя я и кажусь таким истуканом, я люблю тебя, моя дорогая, как лишь немногие могут любить! Quel est l’amour véritable? Celui qui aime et ne parle pas![375] Это так верно и точно в моем случае. Я люблю тебя слишком глубоко и сильно, чтобы это показывать; это такое священное чувство, я не хочу выражать его словами, они кажутся слишком вялыми, бедными и пустыми! Но теперь я постараюсь оставить привычку скрывать свои чувства, ибо, полагаю, в некоторых случаях это нехорошо и даже эгоистично. Ты не знаешь, моя драгоценная, и того, как давно принадлежит тебе мое сердце и как я страдал все эти мрачные годы. Моя дорогая примула, люблю тебя, моя душенька!!!!!
Письмо цесаревича Николая Александровича императрице Марии Федоровне
14 (26) июня. Виндзор
Дорогая Мамá, <…> Она[376] мне предписала заказать фрак с красным воротником и обшлагами, в котором я появляюсь, как и остальные, к обеду в чулках и башмаках. Я живу в тех комнатах, в каких ты останавливалась прежде; у меня в спальне висит твой портрет (!) Angeli[377], 50 на стене. Какая радость была увидеть третьего дня дорогую тетю Аликс[378] и cousins[379] – она выглядит замечательно хорошо, лучше, чем в прошлом году.
По утрам мы ездим с Granny[380] пить чай в Frogmore[381], после чаю Аликс и я гуляем или сидим в саду, и я ей читаю.
Письмо цесаревича Николая Александровича великому князю Георгию Александровичу
29 июня. Виндзор
Я или сижу дома с Аликс, или катаюсь с ней и королевой. Мне самому кажется смешной вся эта жизнь здесь, до чего я слился с английским семейством. Я почти сделался таким же необходимым человеком при моей будущей бабушке, как ее два индуса или шотландцы; я, так сказать, состою при ней, и самое лучшее то, что она весьма неохотно отпускает меня от себя.
Относительно нашей свадьбы ничего не решено, но мы оба думаем, что трудно будет устроить ее
