Идзуми-сикибу, Мурасаки-сикубу, Сарасина - Дневники придворных дам древней Японии (Библиотека восточной литературы) - 2002 - Мурасаки Сикибу

Роща Тоски о ребенке...

Услышав о ней,

Мне подумалось о горе близ Восточной дороги, Милю которой ехал отец покинутой дочери.

Проходили однообразные дни, и я снова стала подумывать о паломничестве в храмы. Моя мать была ужасно старомодной и сказала:

— Дорога в храм Хацусё ужасна! Что ты будешь делать, если на перевале Нара вдруг нападут разбойники? А перевал Исияма? А как страшно проезжать перевал Сикияма и гору Кура-ма! Страшно отпускать тебя туда. Да-

И£2Ж

Поэтому я могу поехать только в храм Киёмидзу. Меня всегда принле- , кала романтика путешествий, поэтому я не могла сосредоточиться на религиозных мыслях, как следовало бы. Ч

В неделю, на которую приходится равноденствие, проводился большой праздник. Царило такое ожив- I ление, что мне было даже страшновато. Однажды мне приснился сон. Монах в синих парчовых одеждах стоял позади алтаря. Он показался / мне настоятелем храма.

— Обуреваемые тщетными надеждами, люди не молятся о прише- , ствии счастья в мир, — с этими словами монах скрылся за занавесью. Я проснулась удивленная, но не расска- । зала никому о своем сне, да, по правде, и не задумалась о нем особо.

У моей матери было два бронзовых зеркала, и она решила принести их в дар храму Хацусё. Мать попросила монаха помолиться два или три дня в храме о том, чтобы ему при- । снился пророческий сон об ожида- II

должна была строго соблюдать религиозную чистоту26.

Священник вернулся из храма и сказал:

— Я не хотел приходить обратно, пока мне не приснится сон, поэтому я стал отбивать поклоны и выполнять разные церемонии, после чего пошел спать. Во сне ко мне пришла из-за занавеси прекрасная дама в красивых одеждах. Она приняла зеркала и спросила, не прилагалось ли к ним какого-нибудь послания. Я почтительно ответил, что никаких писем не прилагалось и что мне было поручено лишь передать зеркала. «Странно! — сказала она. — Обычно полагается прилагать послания. Посмотри на отражение в одном из зеркал — смотреть на него так грустно». Я увидел, что она горько плачет и, кажется, видел в зеркале тени горестно стенающих людей. «Кому-то грустно видеть эти тени, но меня они почему-то радуют», — сказала

она и взяла другое зеркало. В нем была видна зеленая бамбуковая занавеска, которая немного не доходила до пола, так что были видны ноги людей в развевающихся одеждах разных цветов. Потом в зеркале стали видны цветущие сливы и вишни, а с дерева на дерево перелетали поющие соловьи.

Я не слушала его рассказ и не расспрашивала о том, что еще и как он видел во сне. Кто-то сказал, что мне надо помолиться Освещающей Небеса благородной Богине, а мне в голову закралась непочтительная мысль: «Где же она, эта богиня? И богиня ли она, или, может быть, это Будда?» Сперва я так и сказала вслух, но потом стала более осторожной и спросила у других их мнение. Мне ответили, что это действительно была богиня, которая обитает в святилище в Исэ, которую очень почитает наместник провинции Кии и которой поклоняются в святилище предков при дворе государя.

Я никак не могла ехать в Исэ,

ч.

не говоря уже о том, чтобы помолиться богине в святилище самох _ государя — туда меня точно не пустили бы. Тогда я решила помолиться Божественному Свету.

Одна из моих родственниц стала монахиней и ушла в храм Сугаку. Зимой я написала ей письмо:

Она прислала мне ответ

Кажется, ваш образ крстпш меня через глубины леса, Принес воспоминания о летних днях.

Отец наконец-то вернулся обратно27. Он поселился в Нисияма, и все мы поехали туда. Все были очень счастливы. Однажды лунной ночью наш разговор с отцом длился до рассвета.

Бывают же такие ночи!

Как будто в Вечность расставалась я с тобой —

Грустна была та осень.

При этих словах у отца на глаза навернулись слезы, и он ответил мне

Итак, мы встретились с отцом, и моя радость не знала границ, хотя отец и сказал:

— Светская жизнь становится все более смешной с возрастом. Я чувствовал это, когда прежде видел стариков, но теперь настал и мой черед, так что я теперь буду меньше бывать в обществе.

Отец лишился своей жизнерадостности, и я вдруг почувствовала себя очень одинокой.

К востоку от города простиралась широкая равнина, и я могла ясно видеть все пространство от горы Хийё

сновый лес Нарабигаока. Дом, где мы

жили, стоял на возвышенности; на ее щ / склонах были разбиты террасы, па которых рос рис и откуда порой доносился птичий гомон. Я чувствовала себя дома.

Одним лунным вечером мне пришло письмо от старой знакомой, и я написала ей ответ.

В Десятом месяце28 мы вернулись в столицу. Мать стала монахиней, и хотя она жила в одном доме с нами, она постоянно закрывалась в своей комнате. Отец обращался со мной не как с ребенком, а скорее как со взрослой женщиной. Мне было грустно видеть, как он всячески избегает общества и старается держаться в тени.

Принцесса Юко, дочь государя Тосёку, услышав обо мне от моих

дальних родственников, пригласила меня во дворец, сказав, что мне будет лучше служить ей, нежели проводить дни в одиночестве.

Мои старомодные родители думали, что жизнь при дворе будет не слишком приятной, и хотели оставить меня дома, но все стали говорить им, что в наши дни девушки, служащие при дворе, имеют гораздо больше шансов удачно выйти замуж, ведь там женихов хоть пруд пруди. Мне между тем исполнилось уже двадцать шесть лет, но ко двору меня послали против моей воли.

На первый раз я должна была остаться там лишь на один