Тудор Аргези - Феодосий Видрашку
Дай мне мощь погрузить на дно мир неясный, дряхлый, пустой; да восстанет из бездны той мир прекрасный, мир молодой (курсив мой. — Ф. В.). Да поглотит тогда меня, просветленного, твой поток! В этот вечный мир — не вписал ли я новых несколько строк?! Хоть раздавлена в нем, как нежный росток, мечта моя»[26].
Возможно, когда Кочя характеризовал Аргези как самого революционного поэта, он имел в виду не только его бунтарский дух, но еще и стремление Аргези революционизировать само стихосложение, писать так, как никто еще до него не писал.
«Вечерняя молитва» появилась 10 февраля 1910 года в первом номере журнала «Общественная жизнь» и произвела впечатление грома средь ясного неба. Узкий круг почитателей Аргези, знакомых с его стихотворениями по рукописным тетрадям, возликовал, дождавшись наконец, когда их кумир, заявил о себе полным голосом. Старейший румынский литературный журнал «Вяца ромыляскэ» — «Румынская жизнь», сообщая в редакционной статье, что «Общественная жизнь» помещает стихотворение Аргези, заявлял: «Нам не хотелось бы ничего говорить об этом явлении, чтобы не выглядеть смешными». Однако далее в статье отмечалось, что это стихотворение «предвещает гения». Автором редакционной статьи оказался известный румынский критик и теоретик литературы Гарабет Ибрэиляну. Аргези помнил этого человека с «яркими и живыми глазами» еще с тех пор, когда он с Галой и Ночей посещали кружок социалистов, получали из рук «дядюшки Гарабета» книги по искусству и литературе, политические трактаты модных в то время социалистов. Ибрэиляну привлекал ребят своей добротой, желанием поделиться знаниями, объяснить непонятное. Он был прямой противоположностью тех образованных педантов, которые несли свои образованные головы как завоеванные в тяжелых битвах бесценные трофеи.
Аргези же готовился к отъезду из Женевы в Бухарест и не знал о том, какое впечатление произвела его «Вечерняя молитва» на его поклонников и противников.
Здесь будет уместно небольшое отступление о положении в румынской литературе и общественно-политической мысли в канун первой мировой войны.
Кровавое подавление крестьянского восстания 1907 года развеяло иллюзии романтического направления в румынской поэзии конца прошлого века, литературных и политических течений «попоранизма»[27] и «сэмэнэторизма»[28] и прочих. Все больше пробивала себе дорогу литература критического реализма. Начал публиковать свои романы Михаил Садовяну, с острым политическим памфлетом «1907. От весны до осени» выступил Ион Лука Караджале. Но этому памфлету выдающегося, признанного классика румынской литературы не нашлось места на страницах издававшихся тогда в Румынии журналов и газет. Его напечатала венская газета «Ди цайт».
Караджале пишет, что в европейском понимании слова политических партий в Румынии нет. «Две так называемые исторические партии, чередующиеся у власти, на самом деле лишь две клики, располагающие не сторонниками, а клиентурой». Что касается администрации, то это две большие армии: одна находится у власти, другая ждет своей очереди. «Голодные садятся за стол, сытые уходят переваривать пищу. И так каждые три года и даже почаще».
И вполне естественно, что появление стихотворения Аргези «Вечерняя молитва», где поэт призывает «погрузить на дно мир неясный, дряхлый, пустой», чтобы восстал «из бездны той мир прекрасный, мир молодой», было воспринято с восторгом одними и с негодованием другими. Скоро читатели познакомятся с памфлетами Аргези. Они явятся прямым продолжением неутомимой работы вынужденного жить на чужбине старого и больного Караджале. В вышедшей недавно в Бухаресте книге Ов. С. Крохмэльничану «Румынская литература между двумя мировыми войнами» творчество Аргези определено как «аргезинское чудо» («Miracolul arghezian») и по праву утверждается, что возвращение поэта в страну в 1910 году «оказало огромное, определяющее влияние на все литературное движение».
Приближалась зима 1910 года, а денег на отъезд он так еще и не смог накопить. Друзья в Бухаресте откладывали каждый, сколько может, чтобы помочь Аргези. Больше всех старался Гала Галактион. Он снова пошел к Иону Георге Дуке.
— Ты банкир, Дука, чего стоит для тебя выдать своему коллеге по лицею несколько тысяч лей? Помоги!
Дука выдал чек на сто лей. По подписному листу собрали еще двести двадцать. И каково было удивление и радость Аргези, когда пасмурным осенним женевским утром к нему постучался почтальон!
Вместо обычных ежемесячных трех франков от «молочного брата» Жана Стериади — триста двадцать франков! При его бедности целое состояние!
У Аргези не было с кем поделиться своей радостью. Али Фехми вот уже год как уехал. Обещал написать, но не пишет. В Турции снова репрессии, не угодил ли бедный Фехми на виселицу? «Между прочим, я радуюсь возвращению домой, а что же ждет там меня? Что бы ни ждало, я еду!»
Перед отъездом ему нужно повидаться со своим другом Теофилом, нужно съездить в Фрибург, от Женевы три часа езды поездом. Теофил рассердится, если не попрощаться с ним.
За эти пять лет после отъезда Аргези из Фрибурга город расширился, вдоль железной дороги строился новый район и какая-то фабрика. Но старый город сохраняется таким, каким он был сто, двести лет тому назад. Уходят почти вертикально от берега Сарины узкие древние ступенчатые улочки, торчат на уступах зубчатых скал белые, сверкающие на солнце домики, словно блестящие игрушки на рождественской елке, высятся иглы древних колоколен, журчит струящаяся вода в широких каменных лоханях, где кучера дилижансов поят лошадей, как и сотни лет назад. На берегу Сарины маленькие прачки стирают белье, бьют его короткими вальками. Посредине города — темные здания монастыря кордельеров. Там царствуют Доменик Жаке и его иезуиты. Смешно! Как этому генералу пришло в голову сделать из румынского экс-монаха иезуита?! Аргези пытается найти отсюда с высоты дом Теофила. Нет, не может. Интересно, что скажет Теофил? Он, конечно, ждет не дождется, когда закончится этот день, завтра же воскресенье! Он возьмет жену и отправится в горы, на свободу, к счастью, как любил говорить Теофил Бюсер.
— Конечно, поедете с нами, господин Аргези! На свободу, на воздух!
Этими словами встретил оружейник гостя из Женевы. Сколько времени прошло уже с тех пор, как уехал из Фрибурга господин Аргези и ни разу не приезжал сюда. А за это время в семье Теофила большое событие! Родилась эта болтунья Линель.
— Вы еще не видели нашей Линели? Жена! Посмотри, кто к нам приехал! Это господин Аргези. Покажи ему нашу дочку, живо, живо, он же не видел еще нашей Линели… Да, еще что я вам не успел сказать, господин Аргези! В Лозаннском музее приобретена новая картина Ходлера. Наш фрибургский пейзаж и наши
