Станислав Зарницкий - Боттичелли

Вторым значительным шагом вперед стала его попытка передать состояние людей, столкнувшихся с каким-то явлением. Правда, ужас, который он хотел изобразить на лицах соратников Олоферна, получился больше похожим на удивление, но не все дается сразу. Новым для Сандро было и то, что ему пришлось изображать обнаженное тело. Уроки, полученные у Верроккьо и братьев Поллайоло, не пропали даром, — анатомическое строение тела более или менее выдержано. Не нарушил он и законов перспективы: более того, усложнил себе задачу, развернув труп Олоферна под углом к зрителю. Лишь в одном он погрешил против истины: вряд ли такая небольшая лужица крови могла вытечь из перерубленной шеи. Но вида крови Сандро не переносил — это еще не раз отразится в его работах. Безусловно, этой картиной Боттичелли доказал, что он действительно стал большим мастером, прекрасно усвоившим достижения флорентийской живописи.

Во второй картине — «Возвращение Юдифи» — это удалось в меньшей степени. Юдифь, возвращающаяся в родной город вместе со служанкой, которая несет отрубленную голову Олоферна, все-таки очень смахивает на всех Мадонн, которых он рисовал до сих пор. Здесь Сандро ставил перед собою задачу передать человеческое тело в движении — ведь женщины должны бежать, опасаясь погони. Кое-как ему удалось изобразить это, и все-таки получилось, что Юдифь и ее служанка как бы парят над землей. Для святых это еще подходило, но для простых смертных никак не годилось. Кроме того, ища способ передать движение, Сандро отсек одну из ног служанки краем картины. Эта одноногая служанка еще долго была предметом издевок со стороны его коллег. Вышел конфуз и с пропорциями: ноги и руки Юдифи оказались чрезмерно длинными, а талия расположена чересчур высоко. При всех достоинствах картина выглядела так, словно Сандро списал ее с миниатюры в какой-то старинной рукописи. И здесь уже не могли помочь ни умело выписанный пейзаж, будто подсмотренный им с вершины холмов, окружавших Флоренцию, ни причудливая игра солнечных бликов на одеждах девушек. Однако две эти картины свидетельствовали о том, что Сандро упорно искал свои собственные пути в живописи и уже нащупывал их. Авторитет старых мастеров был слишком велик, чтобы через него можно было с легкостью перешагнуть, но Сандро впервые заявил о себе как о «юноше ищущего ума», как позже охарактеризовал его Вазари.

Глава четвертая Содружество сердца и разума

Обстановка во Флоренции тем временем складывалась так, что «Юдифь» Боттичелли действительно могла быть воспринята как призыв к борьбе против тирана. Лоренцо последовательно и беззастенчиво укреплял свою власть, практически отстранив от дел Синьорию. Почему-то все жребии на ответственные посты доставались его сторонникам. Поговаривали, что дело здесь нечисто и кто-то уж очень усердно помогает слепой Фортуне. Медичи приблизил к себе советников из людей незнатных и, следовательно, всецело преданных и лезших из кожи вон, чтобы угодить ему. Он плотно занялся делами города; те, кто надеялся, что дела принадлежащих ему банков и мастерских будут отвлекать его, жестоко ошиблись. Наняв толковых управляющих, Лоренцо развязал себе руки. Все чаще он принимал решения сам, подобно монарху, и особого восторга у флорентийцев такое поведение не вызывало. К тому же назревал новый конфликт, который непосредственно затрагивал братьев Медичи.

В 1470 году несколько флорентийских граждан добились у города Вольтерры лицензии на разработку квасцов, столь необходимых для производства кож. Но власти городка скоро смекнули, что, отдав столь богатый денежный источник в чужие руки, они совершили крупную ошибку. Договор их не устраивал, и они его аннулировали. Поскольку Вольтерра считалась владением Флоренции, обиженные купцы обратились в Синьорию с жалобой. Естественно, дело было решено в их пользу, ибо всем было прекрасно известно, что на самом деле лицензия принадлежит Медичи. Но при этом была сделана существенная оговорка: решение может вступить в силу лишь после утверждения его Лоренцо. Было ясно, что кто-то поставил его в весьма неудобное положение, но кто это сделал, осталось неизвестным. В результате граждане Вольтерры воспротивились тому, чтобы их спор с флорентийцами решал Медичи — ведь они тоже прекрасно знали, кто в действительности стоит за всем этим предприятием.

Все кончилось восстанием горожан против Флоренции. Два флорентийских гражданина погибли, дело принимало серьезный оборот. Городским властям, однако, удалось справиться с беспорядками, и они срочно отправили делегацию к Лоренцо с сообщением об этом, а также с заверением, что город сохраняет верность Синьории. Казалось, что дело урегулировано. Но Лоренцо рассудил иначе: за непослушание Вольтерра должна быть наказана. Он настоял на том, чтобы в город были направлены войска. Командовал карательным отрядом кондотьер Федериго да Монтефельтро. Вольтерра была подвергнута осаде и 18 июня 1472 года взята штурмом по всем правилам военного искусства. На этом можно было бы и поставить точку, но Монтефельтро отдал город на поток и разграбление, как было принято поступать с побежденным противником. Это совершенно не входило в планы ни Синьории, ни Лоренцо, на которого теперь падало подозрение, что именно он отдал это распоряжение.

Положение было не из приятных. Лоренцо поспешил в Вольтерру, в которой уже несколько дней шли резня и грабежи. Ему удалось остановить их, после чего он из собственных средств возместил ущерб, нанесенный городу. Но это мало что изменило в создавшемся положении: он так и остался в памяти горожан как организатор и непосредственный виновник разыгравшейся трагедии. Эти события в глазах многих подтвердили подозрение, что Медичи, несмотря на все его заверения, действует не в интересах города, а в своих собственных, что он — тиран, вполне способный покуситься на республику. Именно Вольтерра была началом последующих грозных событий, их фундаментом.

Все эти события Сандро никоим образом не задели; каких-либо интересов в Вольтерре у него не было и быть не могло. Желания воспевать эту победу и славить Флоренцию у него также не появилось. Все понимали, что это не тот «подвиг», который мог вызвать восторг сограждан. Правда, Анджело Полициано собрался было писать поэму, воспевающую это событие, но вовремя опомнился. Встреча Лоренцо, возвратившегося из Вольтерры, была более чем прохладной. Правитель еще раз мог убедиться, как легко можно потерять завоеванное с трудом доверие. Теперь все оборачивалось не в его пользу. Что можно ожидать от человека, который вместе со своими друзьями-философами доказывает, что человек свободен в своих поступках и вправе поступать по собственному разумению? Вот и поступил! Не отсюда ли то беспутство, которое теперь процветает во Флоренции? Каждый творит то, что ему вздумается. А разве не к этому призывает сам Лоренцо в своих стихах — например, в этой «Вакхической песне», которую стали распевать не только во время карнавалов?