Иван Попов - Ложь. Записки кулака

В церкви было тихо, темно и прохладно. Крестьяне, привыкшие вставать с первыми петухами, давно проснулись и теперь сидели возле стен или бродили, словно тени, по огромному залу. И только детишки, привалившись головками к материнскому телу, спали младенческим сном, сопя и причмокивая губами. Люди не разговаривали и даже избегали смотреть друг другу в глаза, словно все были виновны в бедах, свалившихся на каждого из них. Да и кому можно было излить свою душу, если всех их объединяла одна и та же судьба. Даже родственники старались не общаться, избегая взаимных укоров и бесполезных обвинений. Заря разгоралась и через узкие оконца церковного купола, начал разливаться румяный свет, разгоняя по углам колеблющиеся тени. На огромном своде в отблеске разгоревшейся зари парил могучий седовласый вседержитель, сложив пальцы в крестном знамении, словно благословлял обездоленных людей на муки и унижения. Ниже, на стенах, были прикреплены красные полотнища, на одном из которых было написано: «Ликвидируем кулачество, как класс!», на другом, висящим на стене напротив, лозунг гласил: «Братьям по классу, узникам капитализма, в день 1 мая наш пролетарский привет!». Наверно эти транспаранты были недавно написаны и теперь сохли на стенах, ожидая международного праздника трудящихся, но оказались совершенно кстати и сейчас.

К Хохлу подошел добродушный Иван Рыбин, поздоровался и, указав пальцем на лозунг, заметил:

— Если там узники капитализма, то чьими узниками будем мы? Социализма?

В это время со скрипом открылись церковные ворота, и с улицы в церковь ворвался шум, людской гомон и ржание лошадей. Хохол вынул изо рта трубку, вскочил на ноги и поспешил к выходу. За ним пошел Рыбин, потянулись мужики, женщины и дети. Спустя некоторое время в церковь хлынула толпа с котомками, узелками и без них. Мужчины, женщины, старики и детишки. Люди потеснились, освобождая на каменистом полу место для вновь прибывших братьев по классу.

Возвратился Хохол, заметно повеселевшим. Подойдя к Дарье, он сказал:

— Давай кормить детей, да и самим не мешало бы перекусить, ведь вчера поели только один раз. Так мы скоро ноги таскать не будем!

Дарья развязала корзинки и стала выкладывать припасы на расстеленное полотенце. Хохол нарезал ножом сало, хлеб и выдал каждому по два яйца.

— Кушайте, наедайтесь, а если мы тут останемся, то к вечеру сварим горячего, — пообещал Хохол, и все, не ожидая второго приглашения, принялись за еду. А он продолжал:

— Привезли раскулаченных из Терновки, Гвоздевки, Ендовища, а из Богоявленки привезли только одну семью, Афони Ключникова. Он сказал, что моя семья живет у свата и никого из них пока не трогают. Поговорил я и с другими мужиками. Семен Горлов из Гвоздевки сказал, что мельницу Полякова снесло полой водой. Никто не сообразил спустить воду, вот и остались теперь наши земляки без мельницы. Да и кому она теперь нужна — эта мельница, если нечего будет молоть. А вообще-то мельник молодец. Как начали нашего брата трясти, так он и смылся, а мы, как идиоты, сидели и ждали у моря погоды. Вот и дождались!

— А куда, кум, денешься, если нет документов, а без них первый милиционер задержит.

— Все это, Дарья, чушь. Документы можно было достать у Мишки Жогова, он бы для Сереги все сделал, ведь все-таки крестник. А вот Бендереша и без документов уехал в город, и ничего, не вернули.

— Нам, кум, с Бендерешой нечего равняться. Он не постесняется и придушит любого человека, лишь бы завладеть его документами.

— Конечно, Бендереша не хуже другого бандита и нам не к лицу брать с него пример, а надо бы. Как обидно, что обвели вокруг пальца. Я плохо разбираюсь в политике, но Серега знал, что нас дурят. Об этом он и сам говорил не раз, но все же надеялся на справедливость. Да кто мог себе представить, что нас, простых людей, подвергнут таким издевательским гонениям? Признаюсь, что я тоже не ожидал такого поворота.

Пронесся слух, что привезли воду. Еще утром было объявлено, что к церкви, утром и вечером, в бочке будут привозить воду из ключа, чтобы ссыльные могли запасаться ею. Хохол встал, взял ведро и пошел на улицу. За ним потянулось другие, у кого была посуда. Пока Хохол ходил за водой, дети подмели всю еду и обрадовались, когда он вернулся с полным ведром. Напоив детей, он распорядился, чтобы они сбегали к бочке умыться, и дал им полотенце. Пока дети ходили умываться, он рассказал Дарье, что сейчас встретил одного знакомого милиционера, он родом с Богоявленки, и тот объяснил, что всех отправят, как только будут готовы вагоны.

— А он не сказал куда?

— Вроде говорил, что в Котлас.

— А где это?

— Говорит, что у самого Белого моря, на севере. Да еще, я встретил Илюшу Шубякина, вашего свата. Он подошел к ограде, чтобы поглазеть на нас. Я ему рассказал о тебе и попросил принести продуктов и кое-какого барахла. Обещал к вечеру принести.

— Ну, зачем ты, кум, это сделал?

— А чем ты будешь кормить детей и сама чем собираешься питаться? Мы что с тобой, в гости едем? Ты сильно ошибаешься. Нас выгнали из домов, и думаешь, что теперь будут кормить? Забудь об этом. К тому же хорошо знаю наших, чтобы ждать, когда они сами додумаются сварить хотя бы картошки и принести сюда, покормить тебя и ребятишек. С одной стороны эта наша известная тупость, а с другой обычная жадность. Поэтому нужно не только просить, но и требовать, чтобы несли все, что смогут. Так что забудь про свою гордость и совесть.

В это время пришли дети, умытые и повеселевшие. Хохол и Дарья взяли ведро и тоже пошли во двор, чтобы привести себя в порядок. Там они встретили Ивана Рыбина со своим выводком, который сообщил, что этой ночью украли всю еду у матушки с батюшкой. Хотя у них и были только яйца, да черствые куличи, оставшиеся с пасхи. От такой новости Хохол даже бросил умываться, на его лицо легла тень и заходили скулы.

— А кто это сделал?

— Кто его знает, ведь он там руку не оставил.

Когда Иван отошел, Дарья шепнула Хохлу:

— Это сделал наш Никитка. Он и в селе всегда воровал.

— А ты откуда знаешь?

— Когда ты ходил за водой, к нам подходила Фёкла и хвалилась, что они наелись яиц до икоты.

— Вот гнида, вот гад! Нашел, кого обижать. Да я его раздавлю как слизняка!

— Не связывайся, кум, горбатого только могила исправит. Чёрт с ним!

— Нет, Дарья, я ему и горб исправлю, и если будет нужно, то и могилу вырою. Тут дело не только в нем, а в нас самих. Если сойдет с рук одному, появятся другие охотники до чужого добра. Нас и так всех уже обобрали, обрекли на голод и холод, но тут ничего не поделаешь, плетью обуха не перешибешь. Не хватало теперь, чтобы мы еще грабили друг друга. Так дело дойдет и до убийства, если не наведем порядок. Поэтому Никитку нужно так наказать, чтобы он почувствовал и узнал, что за воровство пощады не будет.