Мои гуси-лебеди [рассказы о детстве] - Георгий Дмитриевич Гулиа
— У моей мамы.
— Фотинэ Николав-на́!
Бабушка, как видно, держит мешок с золою прямо за пазухой. Я слышу, как она успокаивает Марусю: дескать, здесь она, зола бесценная! (Я хорошо знаю — сам видал! — как мешок с золою кладут в бак для варки белья.)
— А где дрова, Андрев-на́?
— Под лестницей, Маруся, милая ты моя…
Мама торопится вниз, она непременно должна как следует приветить Марусю — давнишнюю знакомую прачку.
У прачки все лицо в оспенных щербинках, руки у нее чистые-чистые от каждодневного полоскания в мыльной воде. Она спрашивает:
— Жора-Володя здоровы?
— Здоровы.
— Они принесут воды?
— Конечно, конечно, Маруся, дорогая моя.
Не дай бог, если Маруся обидится на что-нибудь — ее тогда и калачом не заманишь. По крайней мере месяца два…
Пока мама раскладывает костер во дворе, а бабушка тащит треногу и бельевой бак, Маруся всему двору сообщает последние городские новости:
— Вчера обокрали нашу соседку. На базаре. Все деньги стибрили.
Кто-то отзывается:
— Ох, ох, ох, бедная!
— В зеленном ряду…
— Все жулики там околачиваются, — говорит бабушка Фотинэ.
— А в мясном еще хуже.
— Куда хуже?
— Грека Мавриди ножом пырнули?
— Парикмахера?
— Нет, продавца «соук-су».
— Ох, ох, ох, бедный!
— А один гудаутский абхазец вылил бочку вина прямо на землю. Ну, ведер десять… Вот мой крест!
— Как? Зачем?
— Обиделся, — продолжала Маруся. — Кто-то сболтнул, что вино кислит.
— Ну и черт с ним! Пусть не продает кислое вино. — Бабушка всегда стоит за честность во всем.
— Кислое? — возразила Маруся. — Вино как мед! Клянусь своим здоровьем, Фотинэ Николавна. Вот мой крест!
Марусины сообщения очень интересны. Я высовываю голову из-под одеяла, а Володя наоборот — зарывается куда-то глубоко-глубоко. Вот черт! Он думает, что только он один умный.
— Володя, — говорю я, — надо вставать…
— Ох! — восклицает Маруся громогласно. — Совсем из головы вышибло: а ведь драка была вчерась.
— Где, где, Маруся? — Это спрашивает один дядя по имени Тара́ш, бывший князь. У него усы черные-пречерные и стоят торчком. Усы, говорят, он красит какой-то персидской краской.
— Слышишь, Володя? Про драку рассказывают.
— Слышу, — доносится Володин голос.
К нам в комнату входит мама.
— Вы не спите?.. Вставайте понемногу, мальчики, надо воды принести…
Мы сегодня не идем в иллюзион и поэтому не очень хочется таскать воду. Другое дело, если бы шел вечером «Тарзан» (третья серия)…
Мама стоит над нами. Потом гладит нам головы:
— Ведра внизу, мальчики…
И уходит.
А Маруся тем временем изображала драку, громко что-то выкрикивала, подражая драчунам…
Я сажусь на кровать, некогда принадлежавшую офицеру английских колониальных войск. А Володя вскакивает и — уже одет! Он говорит:
— Я принесу десять ведер — и все! А потом ухожу.
— Куда?
— На кудыкину гору.
Я знаю: это он нарочно. Куда пойдет без меня? Хотя всякое бывает, и осел летает. (Это уличное, очень смешное присловье.)
Маруся, помогая маме раздуть огонь под треногой, сообщает всему миру о том, какой она аджа́п-санда́л приготовила не далее как вчера.
— Баклажаны нарезала, помидоры тоже, картошки… И много-много перца…
— А соли? — интересуется кто-то из женщин.
— Соль я кладу чуть-чуть.
— Нет, Маруся, это не годится. Соль надо класть по вкусу.
— По вкусу, но потом. После!
— Нет, нет! Соль надо класть сразу же. Разве можно иначе?
— Слышите, Фотинэ Николав-на́? Она учит, как соль ло́жить.
— Сначала — соль… — не унимается ее «оппонентка».
— А потом?
Я живо представляю себе: Маруся подбоченилась.
— Что — потом?
— Потом аджап-сандал муж тебе на голову выльет!
— Нет, не выльет!
Мама привносит умиротворяющую прохладу в горячий громкоголосый спор:
— Можно — до, а можно — после.
Володя говорит мне:
— Я знаю, когда надо класть соль.
— Так скажи.
— Не скажу. Принесем воды — тогда и скажу.
Это он нарочно, чтобы подразнить меня. Я выхожу на балкон и вижу Марусю посредине двора, а из всех окон, как в цирке, любопытные женщины на нее глазеют.
Мама кладет нам в рот по ириске, как ласточка еду своим птенцам.
— Ешьте, а ведра там, внизу.
Делать нечего, надо идти по воду. Маруся, завидя нас, улыбается.
— А, мои милые помощнички!.. — говорит она ласково.
Кто придумал эту постирушку? Одно название — постирушка, а таскать воду не меньше трех дней!
Я беру ведра, и они бьются днищами о камни — это я нарочно, чтобы знали, что не так-то просто воду таскать со двора Джарагетти…
У самой калитки Володя садится на большущий камень, ведра — побоку и начинает разуваться.
— Что ты делаешь? — спрашиваю.
— У меня в ноге заноза…
Врет он! Что он, в постели занозил себе ногу?
— Нет, — поясняет Володя серьезно, — она у меня со вчерашнего дня…
Я сажусь на корточки, ведра — тоже побоку. Ну, где она, эта заноза?
Володя достает из кармана что-то вроде ржавого гвоздя и начинает орудовать им на большом пальце.
— Поплюй, — говорю, — а то заражение крови будет.
— Не будет.
— Много ты знаешь!
— А я помажу потом плесенью… которая под домом.
Вообще-то Володя прав. Он хорошо запомнил бабушкин совет: плесень лучше, пожалуй, подорожника или табака. И все-таки я запрещаю ему ковырять ржавым гвоздем ногу.
— Вот бы сейчас парочку ведер! — громко мечтает тетя Маруся.
— Слышишь? — шепчу Володе.
— Что из того, что слышу?
Я убежден, что никакой занозы нет в помине. Это рубец от прошлогоднего пореза. (Володя ступил где-то на разбитый унитаз и порезал ногу глубоко, глубоко.)
Сколько бы мы ни сидели у калитки, а вода нужна. Делать нечего — придется идти. И мы идем через улицу, пустую из конца в конец, потому что рано…
Самое страшное впереди: собака Джарагетти, чтобы она сдохла! Не знаешь, откуда она кинется на тебя. Но, о чудо! — нынче она привязана в конуре, и мы смело открываем тяжелую, из кованого железа калитку.
Потом наполняем четыре ведра и пускаемся в обратный путь. Во двор Джарагетти ведет прекрасный бетонный мосточек, на котором можно посидеть и опустить в канаву, которая под ним, ноги и руки. Вода в канаве вонючая, зеленоватого цвета. Володя утверждает, что в ней плавают рыбки. Но это не так: не рыбки, а головастики. Но вообще, может, и рыбки. Ведь ясно: где вода, там и рыба.
— Жора-Володя! — зовет нас с балкона мама. А к калитке спешит бабушка, чтобы встретить нас и поторопить и тем самым предупредить мамин гнев.
— Пошли, — говорю Володе.
Первые ведра полились в бак. Булькает вода здорово. Володя запускает пальцы в бак: хорошо!
Тетя Маруся уже повязала голову белым полотняным платком: значит, вот-вот начнет постирушку. А пока она продолжает сообщать мельчайшие
