Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес
* * *
Ну и как же выглядит идеальная земля Фридриха? Наверное, вообще без людей. Ближайшие друзья рассказывают, что он любит отделять себя от остальных. Сам художник пишет так: «Вы называете меня человеконенавистником, потому что я избегаю общества. Вы ошибаетесь, я люблю общество. Но чтобы не начать ненавидеть людей, приходится избегать общения с ними». Ну да. Фигуры людей, появляющихся в его пейзажах, кажутся последними представителями рода человеческого. Да, наблюдателями, бросающими последний взгляд на природу перед собственной гибелью. Апокалипсис неспроста был у Фридриха любимым местом в Библии.
Когда фридриховский «Вацманн» впервые выставляется в 1825 году, он вызывает недоумение у корреспондента «Литературно-дискуссионной газеты»: «Абсолютное отсутствие людей производит пугающее впечатление, глаз ищет хотя бы орла или козу – напрасно, тут нет никакой жизни, кроме жизни воздуха и света, на этой высоте застывает всякое биение живого чувства». Неуютно и художественному критику Карлу Тёпферу[90]: «Не буду отрицать, что при созерцании этих картин нас охватывает чувство одиночества, мрачной пустоты без надежды».
* * *
Двенадцатого апреля 1945 года, в 10:30 утра, генералы Дуайт Эйзенхауэр и Джордж Паттон отправляются в глубины шахты, захваченной американцами в Меркерсе, Тюрингия. Германский рейх заканчивает свой земной путь, и американцы осматривают его подземные сокровища. Они стоят глубоко под землей в соляном штоке рудника Кайзерода и видят там необозримые массы золота, которые разместил в феврале тут, за стальными воротами, берлинский рейхсбанк. Куда ни посвети фонариком – сплошные золотые слитки, из мешков блестят бриллианты, Эйзенхауэр нашел имперскую казну. Потом солдаты показывают генералам еще два предмета. Они ведут их к бюсту Нефертити, вывезенному сюда сотрудниками Берлинских художественных собраний. А потом к самой большой из обнаруженных картин, которая почти достает до потолка шахты, это огромный «Вацманн» Каспара Давида Фридриха, гора, спрятанная в горе. Пройдет всего две недели, и американцы под командованием генерала Паттона проедут на танках пятьсот пятьдесят семь километров от этой шахты в тюрингском горном массиве Рён до Берхтесгадена, и с террасы разрушенной резиденции Адольфа Гитлера перед ними откроется тот же вид на Вацманн, что и в середине апреля в Меркерсе. Солнечное весеннее утро, американские подразделения добрались до дачи Гитлера, а Вацманн волшебно сверкает перед ними, как нарисованный.
* * *
В начале сентября 1800 года Каспар Давид Фридрих садится в Саксонии в клеть и спускается в шахту во Фрайберге, открытую для посетителей. На дворе жаркий день. Он еще и вспотел, поднимаясь на гору, поэтому под землей сильно простужается. Затем он почти восемь дней лежит в постели и кашляет, не выходя на поверхность земли.
* * *
А еще «поколение 68-го» года не может простить Фридриху, что он был революционером только в облаках, но не на земле. Обвиняют в том, что его искусство не было направлено на свержение существующего строя, а сам он не был активистом. Да, он критиковал существующие порядки, правление князей, но сам при этом оставался олицетворением обывателя своего времени: «неспособный взять историю в свои руки», он прячется в «пассивность и полагается на закономерности хода истории». Он никогда, возмущаются представители «поколения 68-го», никогда не осознавал «диалектической связи между объективным процессом и субъективной деятельностью». Да, они требуют, чтобы Фридрих размахивал не кистью, а саблей. А он поступает совсем скверно: крестьяне на его картинах бредут по полям, как туман, люди на морском берегу стоят и смотрят на небо, как на мировой порядок, вот и получается, упрекает Фридриха Петер Меркер из 1974 года, что он «хочет идеологически легитимизировать пассивность своего класса, мелкой буржуазии». Что за бред.
* * *
Пассивность человеческих фигур у Фридриха – это именно что его прием, который активизирует всех остальных. Его современников. И нас. Эти фигуры приглашают нас посмотреть на мир их глазами. Они заставляют нас задуматься о нашем взгляде на мир.
Мало кто понял это так хорошо, как датский художник Вильгельм Хаммерсхёй. Благодаря норвежцу Андреасу Ауберту, который заново открыл Фридриха для Германии, Хаммерсхёй видит его работы примерно в 1900 году в Копенгагене и не может отвести глаз от картины «Женщина у окна». Какая странная картина. Женщина, Каролина Фридрих, стоит у окна и смотрит на улицу – и из-за того, что она стоит у окна, мы, смотрящие на картину, не можем выглянуть наружу. Она нам мешает. И нам не остается ничего иного, кроме как смотреть глазами этой женщины. Объединить этот взгляд с нашим взглядом на ее спину. Так мы одновременно ощущаем и пустоту помещения за ней, и полноту мира перед ней. На основе этой картины Фридриха копенгагенский художник Хаммерсхёй выстроил всё свое творчество, вернув тем самым Фридриха в город, где тот учился. Хаммерсхёй пишет энергию пространства, возникающую из-за перекрытого вида из окна и из-за женщины в окне. Хаммерсхёй в свой живописи на пороге XX века по-новому сформулировал тишину, неподвижный воздух, остановившееся время. Но в своих формулировках он пользуется словами Фридриха. Двери на картинах Хаммерсхёя иногда открыты, но открыты беспричинно, бесцельно, почти беспомощно. Хаммерсхёй – это Фридрих в замедленном воспроизведении. Его комнаты так пусты, потому что кажутся сценами, на которых как будто только что разыгрывалась драма Ибсена, Стриндберга или Чехова. Или будет разыгрываться. А нам не стоит забывать, что первой в этих тихих комнатах побывала Каролина Фридрих. Она не стоит у нас на пути, она указывает нам путь.
* * *
Возможно, у фигур, повернутых спиной к зрителю[91] на картинах Фридриха, есть совсем простое объяснение. Однажды он побывал в городке Эльстерверда и написал небольшой текст, противоречащий всем легендам, согласно которым отшельник Фридрих совсем не интересовался противоположным полом. Вот что он пишет: «И вспомнил я тех прекрасных девиц, которых видел несколько месяцев назад, когда был там проездом, и сразу поспешил в городок, стараясь успеть до темноты. Медленно шел по тихим улочкам и действительно встретил несколько красивых девиц; это были те же девицы, которых я видел ранее». А потом идет самое главное. Фридрих смотрит им вслед, пока те не скрываются за дверями домов: «Я хорошо различал их через оконные стекла. Но стоило мне любезно кивнуть им, как они краснели, быстро отворачивались и исчезали». Таким образом,
