Маргарита Смородинская - Маяковский и Брик. История великой любви в письмах

7) Числа 15–20 июня зайти в «Московский рабочий» и получить от тов. Кантора 25 черв<онцев> за «Париж». Из них десять отдать Леве.

8) По получении 2-ой сказки сдать ее в «Прибой» и получить 15 черв<онцев>.

1, 2, 10, 100, 200) Не болеть!

9) Все получаемые от меня стихи сдавать в редакции и 50 % гонор<ара> слать мне, остальное себе.

10) Беречь книги (мою автоколлекц<ию>) и пополнять ее всеми вышедшими.

11) Если будут просить отрывки, дай из «Летающего пролетария» любой отрывок (50 % гонорара внося тов. Гуревичу «Вестник возд<ушного> флота», Юшков переулок).

Владимир Маяковский. Фотохудожник А. Родченко

В. Маяковский – Л. Брик

< 25 мая 1925 г. Кенигсберг – Москва>

Долетел. Целую.

Щен

В. Маяковский – Л. Брик

< 28 мая 1925 г. Кенигсберг – Москва>

Очень целуем.

Володя Эльза

В. Маяковский – Л. Брик

< 2 июня 1925 г. Париж – Москва>

Дорогой-дорогой, милый и самый любимый Лиленок!

Я ужасно рад что ты в письме к Эльке следишь за мной чтоб я спал чтоб вел себя семейно и скорей ехал дальше – это значит что я свой щенок и тогда все хорошо. Пишу тебе только сегодня потому что субботу, воскресенье и понедельник все закрыто и ничего нельзя было узнать о Мексиках а без Мексик я писать не решался. Пароход мой к сожалению идет только 21 (это самый ближайший). Завтра беру билет. «Espagne» Transatlantique – 20 000 тонн. Хороший дядя, хотя и только в две трубы. Дорого. Стараюсь ничего не тратить и жить нашей газетой куда помещаюсь по 2 фр<анка> строка.

Стараюсь делать все чтоб Эличка скорей выехала. Был в консульстве. Завтра пошлю Эльзу и тогда запросят Москву телеграфом.

Не пишу тебе, что мне ужасно скучно только чтоб ты на меня – хандру – не ругалась.

Выставка – скучнейшее и никчемнейшее место. Безвкусица, которую даже нельзя себе представить.

Так наз<ываемый> «Париж весной» ничего не стоит так к<ак> ничего не цветет и только везде чинят улицы. В первый вечер поездили а теперь я больше никуда не выхожу сплю 2 раза в сутки ем двойной завтрак и моюсь вот и все.

Завтра начну писать для «Лефа»*. Ни с одним старым знакомым не встречаюсь, а из новых лучше всех Бузу – собак Эльзиных знакомых.

Ему говорят «умри!» и он ложится вверх ногами говорят «ешь!» и тогда он жрет все, что угодно а когда его ведут на цепочке он так рвется что хозяева должны бежать а он идет на одних задничных лапках.

Он белый с одним черным ухом – фокс, но с длинной шерстью и с очень длинным носом. Глуп как пробка но по середине улицы ни за что не бегает а только по тротуарам.

Чернила кончились.

Долетел хорошо. Напротив немец тошнил, но не на меня а на Ковно. Летчик Шебанов замечательный. Оказывается все немецкие директора сами с ним летать стараются. На каждой границе приседал на хвост при встрече с другими аппаратами махал крылышками, а в Кенигсберге подкатил на аэроплане к самым дверям таможни аж все перепугались а у него оказывается первый приз за точность спуска.

Если будешь лететь, то только с ним.

Мы с ним потом весь вечер толкались по Кенигсбергу.

Кисит пиши маленький, чтоб получил еще до отплытия.

Весь список вещей передан Эльзе и все тебе будет доставлено полностью. Начнем слать с завтрашнего дня.

Напиши мне, получил ли Оська деньги за собр<ание> соч<инений>.

Целую тебя, милый мой и родненький Лилик.

Люби меня немножко весь твой

Щен.

Целуй Осика!

2/VI-25 г.

Пиши, пожалуйста!

В. Маяковский – Л. Брик

< 9 – 10 июня 1925 г. Париж – Москва>

Дорогой, любимый, милый и изумительный Лиленок.

Как ты и сама знаешь – от тебя ни строчки. Я послал тебе уже 2 телеграммы и 1 письмо и от тебя даже ни строчки приписки к письмам Эльзе! Маленький, напиши скорей и больше, т. к. 19-го я уже выезжаю. Пароход «Эспань» отходит из Сен-Назера (в 8 часах от Парижа) и будет ползти в Мексику целых 16 дней! Значит, письмо с ответом будет идти через Париж от тебя (если точно попадет к пароходу) 40 дней! Это и есть чертовы куличики. Даже целые куличи!

Солнышко, напиши мне до этого побольше! Обязательно. Все все все. Без твоего письма я не поеду.

Что ты делаешь что ты будешь делать?

Котенок, не бери никаких работов до моего приезда. Отдохни так, чтоб ты была кровь с молоком на стальном каркасе.

Я живу здесь еще скучнее чем всегда. Выставка осточертела в особенности разговоры вокруг нее. Каждый хочет выставить свой шедевр показистей и напрягает все свое знание французского языка чтоб сказать о себе пару теплых слов.

Сегодня получили вернувшегося из Москвы Морана – гнусность он по-видимому изрядная. Не был ни в одном театре. Видел только раз в кино Чаплина. Жара несносная – единственное место Буа и то только к вечеру. Сегодня иду в полпредство читаю вечером стихи, а потом с Эльзой к Вельтерам.

Все усилия приложу, чтоб объездить все, что себе положил, и все-таки вернуться к тебе не позже осени.

Из всех людей на земле завидую только Оське и Аннушке потому что они могут тебя видеть каждый день.

Как с деньгами? Уплатили ли Оське в Гизе? Пишут ли для «Лефа»? Очень очень целуй Оську.

Целую тебя крепко крепко люблю и тоскую.

Твой всегда

Щенок.

Пиши! Пиши! Пиши!

Немедленно!

Владимир Маяковский и Давид Бурлюк. Нью-Йорк. 1925 г.

В. Маяковский – Л. Брик

< 10 июня 1925 г. Париж – Москва>

Целую дорогую Кису. Не беспокойся и не шли мне денег. Только торопи Госиздат. Билет не украли. Целую.

Весь твой Щен

Л. Брик, О. Брику – В. Маяковскому

< 15 июня 1925 г. Москва – Париж>

Госиздат телеграмму послал. Целуем.

Л. Брик, О. Брик – В. Маяковскому

< 17 июня 1925 г. Москва – Париж>

Телеграфируй здоровье дела.

Крепко целуем любим.

Твои Лиля Ося

В. Маяковский – Л. Брик, О. Брику

< 17 июня 1925 г. Париж – Москва>

Здоров. Дела хорошо. Еду Мексику. Спасибо. Люблю целую дорогую Кису и милого Осю.

Весь ваш Счен

Л. Брик, О. Брик – В. Маяковскому

< 18 июня 1925 г. Москва – Париж>

Ося деньги получил.

Лилино пузо совсем здоровое.

Что Элина виза.

Счастливый путь. Обнимаем целуем любим крепко.

Твои Лиля и Ося

В. Маяковский – Л. Брик

< 19–20 июня 1925 г. Париж – Москва>

Дорогой мой любимый и милый Лилятик!

От тебя ни одного письма ты уже теперь не Киса а гусь лапчатый.

Как это тебя так угораздило? Я по этому поводу ужасно грустный – значит писем от тебя уже не дождешься! Ладно – повезу с собой телеграммы – они милые но их мало.