Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Володя только махнул рукой:
– Да какие элитарные.
Мы разместились в уютном уголке за небольшим столиком, заказали, кто что выбрал, и продолжили разговор.
– Я, как ты понимаешь, Володя, здесь по своим строительным делам. В Министерство больше для собственного интереса стремлюсь, посмотреть, как да что, заодно в «круглом столе» поучаствовать, там хотят, чтобы я поделился опытом. Ведь сегодня строить разучились, в институтах строить не учат, а ПТУ теперь нет. Раньше все умели строить – от члена Политбюро до секретаря партячейки. Под угрозой жестокой кары сроки строжайше соблюдали. Вот тогда мы из Москвы не вылезали. Так и перемещались: Министерство, Госплан и другие руководящие организации, и в обратной последовательности… А вам, артистам, что в Министерствах делать? Идеологии у нас теперь нет, говори что хочешь, пой, пляши, хоть в штанах, хоть без штанов – все можно.
– Во-первых, Михаил, езжу я сюда не в качестве артиста, а как художественный руководитель театра.
– Извини, это давление на мою сообразительность повлияло.
– Во-вторых, на тебя я не обижаюсь никогда. Никто меня, конечно, не зовет в Министерство. Такие руководители, как я, сами обивают его пороги. Какие вопросы? Да их множество: ремонт помещений, субсидии на следующий год, клянчим деньги на декорации, на финансирование спектаклей, на материальную помощь молодым артистам. Ты даже не можешь представить, сколько у меня проблем – тьма. А в Москве многое решается, потому что театр федеральный, все начальники здесь.
– Прости, Володя, что трудные твои дела затронул. Вижу, они у тебя как открытые раны.
– Точнее, как оголенные нервы. И нет надежды, что зарастут мои душевные болячки.
– А нужна ли тебе эта морока? Ты же великий актер, играл на сцене великого театра великие роли. Я уверен, что главный в постановке даже не режиссер, а актер. Нет хорошей актерской труппы – не будет спектакля.
Рецептер эту мою мысль не поддержал, молчал. Я не понимал, то ли он со мной мысленно спорит, то ли соглашается. Я забеспокоился и стал оправдываться.
– Володя, извини, книг начитался и изображаю из себя профессионала.
– Отчасти ты прав, Михаил, хотя бы в том, что вызываешь меня на разговор по такой неоднозначной теме. Если говорить о великом театре, и здесь ты прав, он один такой, во всей огромной стране, не только в Питере. Почему? Да потому что его художественный руководитель Товстоногов создал настоящую театральную империю. Я больше нигде не встречал такого Мастера. После его смерти прошло много лет, но нет ему замены. Каждый сыгранный на сцене БДТ спектакль был шедевром, ни одного провального, недоделанного, не выстраданного. Каждый вечер: сцена – жертвенник, сцена – зеркало времени и увеличительное стекло бытия. На сцене БДТ совмещались времена и пространства, исследовались лучшие и худшие людские поступки, выкристаллизовывался идеальный образ человека.
Сейчас, когда я столько времени прожил без Мастера, когда вдохновленный его свершениями создал свой театр, создал практически с нуля, мне все больше и больше открывается глубина его служения, становятся понятны его боли и радости. Актер и режиссер – профессионалы, стоящие по разные стороны рампы. Самое главное для актера – правильное понимание его роли, осознание ее места в симфонии спектакля. Актер должен, как говорили в старину, своим «нутром» знать, душою чуять своего героя, вживаться в «шкуру» персонажа. А это трудно, это дается только талантливым артистам.
Режиссер – главный человек спектакля, он интерпретирует пьесу по своему мировоззрению, просматривает ее через призму собственного сознания и реального времени. От него требуется постоянное руководство коллективом актеров, у которых тоже свое видение и пьесы, и мира. Поэтому необходима работа с каждым из них в отдельности, нужно разъяснить, убедить, иногда жестко заставить сделать так, как нужно режиссеру. Я уверен, что именно работа режиссера с актером становится основой успеха спектакля.
– Володя, Володя, подожди, передохни, дай сказать мне, заядлому театралу. Много лет вращаясь среди актерской братии, я знал, что театр, это совсем не то, что видит зритель, и мне не хотелось бы сейчас за столом в кафе обсуждать, как требователен, иногда даже несправедлив был Товстоногов к актерам.
Я знаю, что это он начертал на заявлении Смоктуновского, всего лишь просившего отпустить его на год сыграть Гамлета в фильме Григория Козинцева, убийственную резолюцию – «Уволить!». В результате театр лишился выдающегося и любимого публикой актера. Жертва ради дисциплины? А может, что-то другое? Это ведь он не пожалел Юрского, Борисова и Рецептера, не скажу, что он лично виноват в их уходе, но он виноват в том, что не остановил их, не поговорил по-отцовски.
Рецептер ничего не ответил. Я после недолгого раздумья-воспоминания продолжил:
– Помню, как давно-давно Кирилл Юрьевич Лавров сказал мне о вашем поприще удивительное, не укладывающееся у меня в голове суждение, что «театр жесток, он напоминает террариум».
За столом «Картохи» я не хотел продолжать этот трудный разговор на высокие темы. Вдруг глухим голосом откликнулся Рецептер.
– Михаил, ты сам задал вопрос, начал разговор, а теперь останавливаешь меня, перебиваешь. Ладно, действительно, здесь не место и не время таким разговорам. Трудным. Страшно трудным, – сокрушенно добавил бывший актер БДТ.
Я решил переменить тему.
– Володя, совсем забыл, ведь мы зашли сюда о деле поговорить.
– О каком деле?
– Вот так память у тебя. Ты же сказал, что надо посоветоваться.
– Да, распереживался, забыл. Ты прав.
– Так в чем дело?
– Слушай, Михаил, у вашего треста есть общежитие?
– При Советской власти было не одно, Володя, – я, то ли согласно, то ли огорченно, покачал головой.
– А куда сейчас подевались?
– Власть забрала.
– Все, что ли?
– Да. Власть может дарить, а если забирает, то все, под корень, так гриб из земли вырывает безжалостный грибник. А что ты вдруг об общагах вспомнил?
– У меня молодым актерам жить негде.
– И ты хочешь для них найти общежитие?
– Понимаешь, Михаил, молодой актер получает за свою работу копейки, а тут еще нужно платить за съем квартиры. Им не потянуть. А еще и поесть надо, и одеться модно. Мне жалко молодых.
– Неужели так бедно живут актеры? Володя, нас убеждает телевизор, что зарплата или гонорары артистов самые высокие из всех профессий.
– Если актер популярен, гонорар его приличен, но выпускники ВУЗов в начале своей карьеры имеют самые мизерные оклады.
– Что по твоему понятию – мизерная зарплата?
– Десять тысяч рублей.
– Ты смеешься?
– Да нет, тут не до смеха.
– А как они живут на такие деньги?
– По-разному. Кто-то подрабатывает, кому-то родители помогают.
– Конечно, современному молодому человеку жить на средства родителей не подобает.
– Не умирать же с голоду.
– Ради чего нужно идти на такие жертвы?
– Ради Театра, Михаил! Ради святого актерского поприща! – вдохновенно и искренне проговорил Рецептер.
– Мне не понять этого, Володя.
– Тебе не понять, государству тоже не понять, вот так и живем. Так что про общежитие скажешь?
– Владимир, говорить о зданиях, в которых располагались общежития
