Виктор Петелин - Жизнь Шаляпина. Триумф

– Я тоже буду благородным делом заниматься. Крахмал всем нужен, небось все вы крахмалите свои рубашки, собираясь в гости. Вот… А потом… Я ж начну с маленькой фабрики, я ж свои деньги тяжким трудом зарабатываю. Пою. Мои денежки кровные…

– Ну сам посуди, Федор. Ты приходишь на фабрику, а там рабочие взбунтовались, не хотят работать, требуют прибавки. Ты что? Откажешь им?

– А зачем мне ходить на фабрику? Я ж не буду сам управлять этим хозяйством. Пусть Василий Макаров и управляет моей фабрикой, как и своей. Мы рабочим деньги будем платить. Зачем же им бунтовать?

– Эх, Федор Иванович, слушал я, слушал, не дело вы затеваете. Пусть Макаров этим и занимается, он кого угодно в бараний рог согнет. А ты? Ну разве ты можешь с нашим братом разговаривать? Уж больно ты горяч… Постройте, постройте… Пока вы будете строить, тебя обдерут как липку. Ей-ей обдерут. А когда построите, фабричные хлынут сюда, веселье пойдет, загадят все кругом, ни рыбы не будет, да и зверь, какой еще остался здесь, весь разбежится. Зачем же ты здесь дом-то будешь строить? Для чужого дяди? А главное – разденут тебя, до нитки разденут, ты не знаешь тутошнего народа, плутни много. Обведут тебя вокруг пальца, ты ж не умеешь такими делами заниматься.

Коровин и Серов удивленно посматривали на «красноречивого» Василия Княжева, который редко-редко вмешивался в столь серьезные господские разговоры.

– И зачем я затеял этот разговор? – Шаляпин был явно не в духе. – Вы ж все равно ничего не понимаете в этих делах.

И вышел, хлопнув с досадой дверью.

– Главное, что и сам ничего, как и мы, не понимает.

– Чем бы дитя ни тешилось, – подвел итог разговора Коровин.

На следующий день после завтрака Шаляпин ушел к фабрикантам. Долго у них пробыл. Коровин и Серов, как обычно, сидели недалеко от дома на своих стульчиках и писали с натуры. Шаляпин вместе с Макаровым шли мимо них, за ними еле поспевал маленький Глушков. От быстрого шага крылья поддевки на Шаляпине разлетаются в стороны, Глушков что-то говорит, а высоченные Шаляпин и Макаров, вполоборота повернувшись, внимательно слушают. Шаляпин, проходя мимо друзей-художников, хотел было поздороваться, но, увидев, как они, иронически привстав и сняв шапки, подобострастно кланяются, фыркнул и отвернулся.

– Вам все хаханьки, никак не можете по-людски, – бросил он на ходу. А сам любил потеху, но терпеть не мог насмешек над собой.

Оказалось, что крестьянин-фабрикант Глушков готов был продать Шаляпину восемьдесят десятин лесу, и они приходили к Шаляпину посмотреть проект дома, который приготовил Константин Коровин. Где строить дом? Вот вопрос, который волновал Федора Ивановича.

Горький приехал рано утром. Все еще спали. Коровина разбудили, и он радушно встретил дорогого гостя. Что в такую рань-то делать? И повел Алексея Максимовича в сарай отдохнуть с дороги, сам попросил на сене поспать, давно, дескать, не спал. А так хорошо… Но сообщение Коровина, что там барсук обитает, несколько охладило желание Горького поспать в сарае, и они вернулись в дом. Коровин отвел Алексея Максимовича в комнату сына, уехавшего в Москву, и постелил ему постель. Горький поставил в угол длинную палку, снял белое непромокаемое пальто, серую шляпу, оставшись в черной блузе, подпоясанной простым ремнем, и больших начищенных сапогах на высоких каблуках. По всему чувствовалось, что Коровин принял правильное решение, поселив гостя в удобной комнате.

Накануне, поздно вечером, приехали архитектор Мазырин, старый школьный товарищ Коровина, и Николай Александрович Жедринский, гофмейстер, секретарь великой княгини Елизаветы

Федоровны, добрый приятель, недавно позировавший Коровину для портрета, выставленного в 1902 году на выставке «Мир искусства». Тоже страстный охотник и рыбак. Так что вместительный дом был полнехонек.

Один за другим поднимались ото сна гости, умывались, прихорашивались, узнав о том, что рано утром пришел Горький. Позднее всех встал Шаляпин, дружески всех поприветствовал, с Горьким крепко обнялись.

– Я сейчас! Только окунусь, что-то голова тяжелая после вчерашнего…

Действительно, не прошло и нескольких минут, как Шаляпин вернулся, бодрый, свежий сел за стол, за которым уверенно раздавался окающий говор друга.

– А что, Алекса, не пойти ли нам за грибами? Тут грибов…

– Пойдем, Федор, ты славно придумал. Я люблю собирать грибы.

– Господа! – сказал Коровин. – Вы, конечно, свободны делать что хотите. Собирать грибы, ловить рыбу, писать этюды, отдыхать у речки. Но заметьте, я к обеду заказал изжарить кур и гуся, уху из рыбы, раков, которых ты, Федор, очень любишь, жареные грибы, слоеные пирожки, ягоды со сливками… И еще много всякой всячины будет на праздничном столе. Так что не опаздывайте к обеду. А кто опоздает, пусть пеняет на себя, семеро одного не ждут… Так и знайте.

Все собравшиеся под крышей Константина Коровина приняли к сведению сообщение хозяина и разбрелись кто куда.

Шаляпин и Горький с корзинками в руках пошли в лес. Почти полгода не виделись друзья, накопилось многое, что хотелось выплеснуть, освободившись от душевного груза, давившего на сердце. И столько событий мелькнуло за эти полгода. Шаляпин вспоминал о своей поездке в Египет, о своем житье-бытье в Неаполе, о недавних гастролях по югу России. А Горькому тоже было что сказать о своем путешествии по Кавказу, о встречах с друзьями юности…

Шаляпин жадно, как всегда, слушал Горького. Конечно, Федор Иванович знал, что Горький еще в молодости участвовал в нелегальных кружках народников, народовольцев, агитировал рабочих и крестьян бороться за справедливое решение социально-общественных вопросов российского бытия, читал его рассказы, пьесы, восхищался его смелостью, с какой друг осуждал «хозяев жизни», мещан, защищая интересы бедноты, рабочих и крестьян. Знал и о том, что не все слои общества поддерживают Горького в его радикальных стремлениях перестроить жизнь России на революционных началах. Поддерживает его только революционно настроенная молодежь, а средние слои, напротив, возмущены его призывами уничтожить самодержавие и устоявшиеся после реформы 1861 года законность и порядок. Да и популярен Горький лишь у тех, кто проповедует марксизм, кто зовет к «безумству храбрых», к революционному подвигу, кто мечтает о счастливом, светлом будущем, пренебрегая сиюминутным, настоящим. Горький упоминал и о Ленине, о нелегальной газете «Искра», которая восторженно писала о постановках пьес Горького, вызывавших общественное возбуждение и даже неповиновение молодежи, как это было в Белостоке.

– Почти месяц бродил по Кавказу. Выехал из Нижнего по Волге, добрался до Саратова, там побывал в Радищевском музее, потом – Владикавказ, Тифлис, Батум, снова Тифлис, Боржом, Бакуриани, Боржом, заехал в Абастуман к Нестерову, по его совету посмотрел Гелатский монастырь, чудо грузинской архитектуры… Удивительная страна! Как хорошо увидеть ее свободным человеком…