Матвей Песковский - Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и военная деятельность

Как только Суворову стало известно о передвижениях французских передовых постов в Апеннинах, он понял, что готовится наступление. Со своей стороны, Суворов решил начать наступление 4 августа, но его предупредили французы. На рассвете, 3 августа, одно крыло французской армии подошло к Нови. Стоявший там отряд Багратиона отступил с легкой перестрелкой, как было ему приказано ранее. Точно так же не было оказано препятствий и другому крылу, а потому французы беспрепятственно соединились на позиции.

Жубер приехал в армию еще 24 июля. Моро, передав ему войска, тем не менее, остался при армии, предложив своему преемнику содействие на первых порах, что и было принято им с благодарностью. Появление Жубера сильно подняло дух французских войск. Ввиду этого он намеревался немедленно броситься на союзные войска. Но его предупредили, что под Александрией – весьма многочисленная армия (около 65 тысяч человек). У Жубера же было всего 35 тысяч человек; но чрезвычайно выгодная позиция на возвышенностях уступами в несколько раз увеличивала силу его армии. Тем не менее, когда он, беспрепятственно заняв эту позицию, выехал 3 августа на высоты у Нови и окинул взором армию союзников, – он сразу догадался, что тут – вся армия, что с осадой почти всех крепостей дело кончено. Им овладело беспокойство с примесью отчаяния. Он созвал военный совет, который высказался за отступление в ожидании содействия альпийской армии. Но ввиду многочисленности союзной армии и отступление было крайне опасно. Жубер обещал через два часа прислать диспозицию к отступлению. Но время шло, – и он ни на что не решился. Ему все казалось, что отступить должен именно Суворов...

Но все боевое поприще Суворова прошло в поражении неприятелей, занимавших всегда наиболее выгодные позиции. Суворов с самого утра 3 августа был на коне и разъезжал по войскам, неожиданно появляясь то в одном, то в другом месте, внушая войскам, что французов надо выманить с гор в чистое поле и побить; а если они не пойдут, – идти к ним и побить их в горах. Ожидая начала боя с минуты на минуту, он лично сам произвел рекогносцировку неприятельской позиции. Он, в сопровождении лишь одного казака, выехал к своей передовой цепи, находившейся на близком ружейном выстреле от неприятельской, и поехал вдоль ее. Французские генералы, смотревшие в подзорные трубы, узнали Суворова по его одежде, состоявшей из рубашки и полотняного исподнего белья. Неприятельская цепь открыла сильный огонь. Позади ее стала собираться кавалерия... Суворов спокойно повернул назад и возвратился в наилучшем расположении духа, с полной уверенностью в победе.

Бесполезно прождав нападения весь день, Суворов назначил атаку на следующее же утро (4 августа), чтобы не дать неприятелю возможности ни уйти, ни укрепиться на позиции. Созванный им военный совет хотя считал атаку в высшей степени рискованной и опасной, но, именно ввиду опытности и дарований своего главнокомандующего, признал ее возможной. 4 августа, еще до рассвета, началась атака правого неприятельского крыла. Раздавшаяся перестрелка сразу уничтожила все надежды Жубера. Он поскакал в цепь застрельщиков и был убит пулею наповал. Командование армией принял на себя Моро.

Бой велся с ожесточеннейшим упорством с обеих сторон. По нескольку раз возобновлялись атаки, но, после временного успеха, обыкновенно отбивались, кроме одного неприятельского крыла, где была одержана уже полная победа. Страшный зной истомил войска, так что некоторые падали от расслабления и жажды; даже легкораненые умирали от изнурения. В первом часу Суворов прекратил бой, чтобы дать войскам отдых. После двухчасового отдыха и подкрепления сил, в 3 часа дня вновь завязался бой с еще большим ожесточением и напряжением сил с обеих сторон, причем вся французская артиллерия, помещенная на высотах, открыла адский огонь. Но теперь Суворов получил подкрепление в 8 тысяч человек, благодаря чему союзные войска после упорнейшего и кровопролитного боя тоже взобрались, наконец, на высоты и даже зашли в тыл неприятелю. В 6 часу вечера началось отступление французов, вскоре обратившееся в бегство по всем направлениям. Их гнали, рубили, забирали в плен целыми группами. Только наступившая ночь положила конец этому. Войска, истомленные более чем полусуточным беспрерывным и упорным боем, заночевали на самом поле сражения.

Государь почтил Суворова рескриптом в самых лестных выражениях о том, что он как главнокомандующий “поставил себя выше награждений”. Но государь все-таки нашел награду, притом самую лестную для фельдмаршала. Высочайше повелено, чтобы все войска даже в присутствии государя отдавали Суворову воинские почести, следующие по уставу только особе императора.

Глава XI. Беспримерная слава, опала и смерть. 1799 – 1800

Всеобщее прославление Суворова. – Вероломство и предательство Австрии. – Швейцарская экспедиция как сплошной победный путь. – Победа над французами и над коварством австрийцев. – Возвращение в Россию. – Опала. – Смерть

Победа при Нови изумила всю Европу, придала имени Суворова еще больший блеск, сделала его всесветной знаменитостью, предметом всеобщего изумления и даже благоговения всей антиреволюционной Европы. Сардинский король Карл-Эммануил, например, сделал Суворова “великим маршалом пьемонтских войск и грандом королевства, с потомственным титулом принца и кузена короля”. Турин поднес Суворову золотую шпагу, осыпанную драгоценными камнями, с благодарственной надписью. Асти, где поселился Суворов и провел три недели после окончательного разгрома французов при Нови, сделалось в некотором роде местом паломничества. Туда являлись не только путешественники, но и люди, нарочно прибывшие, чтобы взглянуть на непобедимого полководца, побеседовать с ним, пожать ему руку. По поводу отличий, пожалованных Карлом-Эммануилом, Павел писал:

“Через сие вы и мне войдете в родство, быв однажды приняты в одну царскую фамилию, потому что владетельные особы между собой все почитаются роднею”.

Помимо Италии и России, в Англии тоже Суворов был первой знаменитостью эпохи, любимым героем. Кроме ежедневно появлявшихся газетных статей о нем, выходило очень много особых брошюр серьезного и юмористического характера, жизнеописаний, карикатур и прочего. Выдумывание особых “суворовских” пирогов, причесок, шляп и прочего доказывает, что имя Суворова в Англии было предметом выгодной моды и спекуляции. В честь его в театрах пели стихи, за обедом ежедневно провозглашали тосты во дворцах, ресторанах и хижинах. Его изображения получили повсеместное распространение в Европе.