Из Курска в Рим. Воспоминания - Виктор Иванович Барятинский
Я ни за что не хотел долго ждать в станице, так как дни моего отпуска были рассчитаны, и настаивал на том, чтобы станционный смотритель дал мне лошадей. Наконец, он согласился, но не иначе как с тем, чтобы я принял это дело под свою ответственность. Лошадей начали запрягать, и вдруг я вижу казачьего полковника, проезжающего верхом близ станции с конвоем из пяти или шести казаков. Он с любопытством посмотрел на мой дормёз, и я решился его спросить, куда он едет. «В Старый Юрт», — был его ответ. Тогда я ему объявил, что я еду туда же, к брату, начальнику фланга; он себя назвал полковник Камков[368] (впоследствии я узнал, что он был известен на Кавказе своей храбростью и подвигами) и предложил конвоировать меня, на что я с благодарностью согласился.
Мы доехали благополучно до укрепленного лагеря. Домов настоящих там не было, а только землянки и палатки. Я велел везти себя к брату; он жил в землянке, состоявшей из нескольких небольших комнат. Мне сказали, что он брал ванну. Я туда пошел, он сидел в горячей ванне. Персиянин в своем национальном костюме, с черной бородой и в остроконечной меховой шапке, почтительно его массировал. Брат с неописанным изумлением посмотрел на меня (о моем приезде на Кавказ он ничего не знал) и спросил, откуда и как я попал туда. Я отвечал, что приехал в дормёзе. «Да ведь сегодня никакой оказии не было!» — вскрикнул он. «Меня конвоировал полковник Камков». Тогда он очень рассердился, что я отважился на подобную вещь, и был сердит на Камкова за его предложение, говоря, что я подвергался большой опасности и мог быть взят в плен. Он особенно строго запрещал подобные рискованные поездки.
В Старом Юрте я провел несколько дней и был очень доволен, что мог видеть в совершенно военной обстановке этот знаменитый край и так близко от притонов самого Шамиля[369].
Офицерам и нижним чинам нельзя было без особых предосторожностей выходить из укрепления на самое близкое расстояние, и за два дня перед моим приездом два офицера, из коих один был Кологривов, не дождавшись конвоя, выехали из лагеря верхом и за полверсты от него были атакованы горцами; они, однако же, оба вернулись, но один из них был тяжело ранен.
В Старом Юрте были тогда при начальнике фланга полковники: барон Николаи[370], Василий Васильевич Зиновьев[371], адъютант князь Петр Дмитриевич Гагарин[372], молодой Перовский[373] и несколько других.
Обедали и ужинали в палатке, и меня сильно интересовали и увлекали рассказы моего брата, отличавшиеся живостью и картинностью. Мы по целым часам сидели и слушали его. 1852—й год был одним из самых обильных славными и геройскими делами против Шамиля, выказавшими у моего брата способности ловкого, предприимчивого и вместе с тем осторожного военачальника.
Горячие ключи в Старом Юрте достигали превысокой температуры, сколько помню, до 75° Реомюра. Там существует предание, что какой—то архиепископ упал в эту воду и моментально был сварен.
Из Старого Юрта я совершил преинтересную поездку с некоторыми из приближенных брата, между прочим, с Зиновьевым, в Червленную станицу. Там мы остановились и провели сутки у барона Розена, начальника станицы. Жители ее, как и большая часть гребенских казаков, выходцы из России, раскольники, были поселены там в царствование Петра Великого. Это было племя весьма воинственное, и дух у них поддерживался беспрестанными набегами и схватками с горцами, обитавшими по ту сторону Терека. Мужчины были стройные и имели вид воинственный, женщины же славились красотой и победами над сердцами приезжавших туда военных.
Меня пригласили вечером на хоровод казачьих девушек в роще у берега Терека: несколько прекрасивых девиц, одетых в богатые шелковые костюмы, исполняли с весьма грациозными движениями и очень чинно свои национальные пляски и пели свои казачьи песни, полные мелодии. Зрелище было самое обворожительное и поэтическое.
Когда кончился срок пребывания на водах начальника фланга, то составилась, по случаю переезда его в крепость Грозную, огромная оказия.
Наконец, в назначенный для отъезда день длинная вереница экипажей разного рода, коляски, тарантасы с офицерами, дамами, больными и между прочими мой дормёз, вытянулись возле лагеря, и сформирован был конвой из одного батальона пехоты, нескольких орудий и нескольких сотен Гребенских конных казаков. Брат Александр сел в открытую коляску и взял меня с собою. Свита его ехала за ним в других экипажах. Камердинер его Исай (известный на всем Кавказе и герой многих анекдотов) сидел на козлах.
За нашею коляскою бежал на свободе без повода старый породистый Орловский рысак, служивший брату еще в Хасаф—Юрте, когда он командовал полком. Он подбегал по временам очень близко к нам, и брат давал ему из рук ломти хлеба. Погода была чудная, летняя, вся сцена самая живописная и своеобразно военная. Впереди нас на огромном расстоянии был виден весь хребет Кавказских снеговых гор; полковые песенники оглашали воздух веселыми песнями, сопровождаемыми свистом и звуком бубен. Я был в полном восторге. Места, которыми мы ехали, почти плоские; изредка встречались невысокие холмы. Около половины пути мы подъехали к оврагу; пехота выступила вперед, артиллерия за нею, и они заняли высоты по обе стороны оврага; брат мне сказал: «Мы подъезжаем к одному из самых опасных мест Северной Чечни, и тут было немало кровопролитных схваток с горцами». К этому оврагу ведет ущелье очень длинное, и горцы, незаметно двигаясь, внезапно бросались на проходившие оврагом войска.
По мере нашего следования подъезжали к нам с разных сторон туземные князья со свитой, полумирные, и считали долгом приветствовать начальника фланга; они присоединялись к свите, и я любовался их костюмами и ловкою, воинственною осанкою. Всё время разные всадники с обеих сторон джигитовали, преследуя друг друга и стреляя из винтовок и пистолетов.
Около того же места мы увидели двигающуюся навстречу к нам конницу; то были казаки. Брат велел остановить экипаж, вышел из него и позвал начальника этого отряда. Они пошли вместе на ближайший пригорок и там ходили взад и вперед, как видно, погруженные в какое—то важное совещание. Оказия остановилась, экипажи, солдаты, конница. Совещание длилось долго. Начальник казаков, которых мы встретили, был известный полковник Бакланов[374], ознаменовавший
