Любовная лирика Мандельштама. Единство, эволюция, адресаты - Олег Андершанович Лекманов
2
Один из вариантов – помещение любовной ситуации в античные декорации – до этого был наиболее выразительно разыгран в мандельштамовском стихотворении «Tristia». В случае с Ольгой Гильдебрандт-Арбениной такой прием оказался дополнительно оправдан главной областью интересов адресата стихотворений («Стихи были на самую мне близкую тему: Греция и море!..»). Неудивительно, что мотивы, связанные с древнегреческой мифологией, возникают в шести стихотворениях арбенинской серии.
То из стихотворений, в основу которого было положено древнегреческое представление о посмертной судьбе души, строгий отборщик вряд ли включил бы в разряд любовной лирики:
Когда Психея-жизнь спускается к теням
В полупрозрачный лес, вослед за Персефоной,
Слепая ласточка бросается к ногам
С стигийской нежностью и веткою зеленой.
Навстречу беженке спешит толпа теней,
Товарку новую встречая причитаньем,
И руки слабые ломают перед ней
С недоумением и робким упованьем.
Кто держит зеркальце, кто баночку духов;
Душа ведь женщина, ей нравятся безделки,
И лес безлиственный прозрачных голосов
Сухие шалости кропят, как дождик мелкий.
И в нежной сутолке не зная, что начать,
Душа не узнает прозрачныя дубравы,
Дохнет на зеркало и медлит передать
Лепешку медную с туманной переправы296.
В этом стихотворении любовного сюжета нет, зато есть заимствование сюжета у возлюбленной, о чем мы знаем из воспоминаний Гильдебрандт-Арбениной:
Что касается «Когда Психея-жизнь», то это рассказ о моем представлении (Дантовского – нет, вернее, личного представления) о переходе на тот свет – роща с редкими деревьями297.
Наверное, поэтому в стихотворении так ярко отразился образ Ольги Гильдебрандт-Арбениной, какой ее видел Мандельштам. «Зеркальце», «баночка духов», «безделки» – все эти предметные мотивы представительствуют в стихотворении за ту легкую, если не сказать легкомысленную, но чрезвычайно обаятельную женщину, которой Ольга Гильдебрандт-Арбенина, по-видимому, была в молодости298.
С ней, как кажется, связано и несколько упоминаний в стихотворении о быстром и суматошном движении: «бросается», «спешит», «в нежной сутолке». Порывистое движение, беганье было отличительной приметой бытового поведенья Арбениной. Приведем несколько цитат из ее воспоминаний:
Вспомнила, как на Черном море во время качки и всеобщих скандалов я бодро бегала по палубе и заходила в кают-компанию нюхать букет тубероз. <…> Кроме спектаклей в театрах были халтуры в разных местах за городом; если я была занята только в первых действиях и халтуры близко, я бежала через Лавру, бегом, как стрела, не глядя по сторонам, чтобы не напасть на привидения или на воров <…> я не помню ничего особенного в моих отношениях с Мандельштамом. Я помню папиросный дым – и стихи – в его комнате. Несколько раз мы бегали по улицам, провожая друг друга – туда и обратно. <…> Как-то он [Гумилев. – О. Л.] смеялся: «Я многим девушкам предлагал отправиться со мной в путешествие, но клянусь: поехал бы только с вами! Вы так быстро и много бегаете – бегом по всем пустыням…» <…>299
Мы с Юрой [Юркуном. – О. Л.] очень быстро ходили. Раз Патя Левенстерн встретил нас у Мальцевского рынка и подумал, что мы стремимся на место несчастья какого-нибудь, – а мы просто гуляли300.
Остается добавить, что и к образу ласточки из первой строфы стихотворения «Когда Психея-жизнь спускается к теням…» можно дать биографический комментарий. Ольга Гильдебрандт-Арбенина свидетельствовала в воспоминаниях: «меня он звал „ласточкой“»301.
Эта быстрая, суетливая птица упоминается в финале еще одного античного стихотворения Мандельштама, обращенного к Арбениной:
1
Чуть мерцает призрачная сцена,
Хоры слабые теней,
Захлестнула шелком Мельпомена
Окна храмины своей.
Черным табором стоят кареты,
На дворе мороз трещит,
Всё космато: люди и предметы,
И горячий снег хрустит.
2
Понемногу челядь разбирает
Шуб медвежьих вороха.
В суматохе бабочка летает,
Розу кутают в меха.
Модной пестряди кружки и мошки,
Театральный легкий жар,
А на улице мигают плошки,
И тяжелый валит пар.
3
Кучера измаялись от крика,
И кромешна ночи тьма.
Ничего, голубка Эвридика,
Что у нас студеная зима.
Слаще пенья итальянской речи
Для меня родной язык,
Ибо в нем таинственно лепечет
Чужеземных арф родник.
4
Пахнет дымом бедная овчина,
От сугроба улица черна,
Из блаженного, певучего притина
К нам летит бессмертная весна,
Чтобы вечно ария звучала
«Ты вернешься на зеленые луга» —
И живая ласточка упала
На горячие снега302.
Сюжетной основой для стихотворения послужил древнегреческий миф об Орфее и Эвридике в переложении Глюка – автора одноименной оперы. Биографически стихотворение прямо связано с Гильдебрандт-Арбениной. Во-первых, она была актрисой, пусть не оперного, а драматического театра, и это дало Мандельштаму возможность изобразить театральную атмосферу и театральный разъезд. Тут нужно привести еще одну цитату из воспоминаний Гильдебрандт-Арбениной, которая разъясняла, что в раннем варианте третьей строки стихотворения («Красным шелком храмины своей»)303 подразумевался «красный цвет занавеса и мебели Александрийского театра»304. Во-вторых, период частых встреч поэта с Арбениной, как мы помним, пришелся на ноябрь – декабрь 1920 года (черновой автограф стихотворения помечен ноябрем 1920 года, а в одной из публикаций под стихотворением проставлена дата «Декабрь 1920»)305. Эти месяцы в Петрограде выдались традиционно холодными. В ноябре столбик термометра опускался до минус 8оС, восьмого и девятого ноября выпало много снега306; в самые холодные дни декабря температура опускалась до минус 12оС, обильные снегопады начались в двадцатых числах307. Это дало Мандельштаму возможность описать возвращение Эвридики-Арбениной из волшебного и теплого мира театра в насквозь промерзший мир суровой петроградской действительности эпохи военного коммунизма.
Представляется, что с Ольгой Гильдебрандт-Арбениной можно связать не только ласточку и Эвридику, но и летающую «в суматохе» бабочку-Психею, а также «розу», которую «кутают в меха». Этот образ в стихотворении, возможно, восходит к суждению Гумилева, которое Гильдебрандт-Арбенина приводит в мемуарах: «Какие вы с Мандельштамом язычники!
