На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов
И вот стою я утром накануне своего дня рождения во дворе посольства с несколькими коробками рюмок, стаканов, тарелок и прочей необходимой утвари и жду Юру, чтобы загрузить их в его машину. Что-то он запаздывал, что на него не похоже. Начинают съезжаться на работу сотрудники, и кто-то из военного атташата меня спрашивает: «Ты тут, случайно, не Рылева ждешь? А ты сегодняшнюю «Аврору» (французская газета «Aurore») еще не видел? Бросай свои коробки и иди почитай».
Бросился в посольство, схватил упомянутую газету, а в ней на первой странице большая фотография Юры Рылева с надписью: «Разоблачен советский шпион». Как выяснил через несколько минут, сам он в это время подлетал к Ленинграду на грузовом самолете, куда его умудрились посадить. Жаль было расстаться с хорошим товарищем, хотя он нас, баскетболистов, не забывал, и в пивную мы пару раз приносили не воблу, а вяленых лещей, которых он нам с оказией присылал. Позднее довелось встретиться с ним в Варшаве, где он был военным атташе.
Всё. На этом в главе о первой французской командировке ставлю жирную точку. О том, как я сам в спешке покидал Париж, расскажу в следующей.
Незаслуженно забытый И.Н. Земсков
Начну с того, что во всезнающем Интернете, включая его Википедию, практически нет упоминания об Игоре Николаевиче Земскове. Несколько скучных абзацев от Совета ветеранов МИД'а по случаю его восьмидесятипятилетия да отдельные отрывки из его работы о дипломатическом открытии 2-го фронта во времена Великой Отечественной войны. Надо же, обо мне десятки страниц найти можно, о любом после, хоть раз поработавшем в Африке, – пожалуйста, а о человеке, много сделавшем для организационно-структурного переоформления родного Министерства, да и в целом немало потрудившемся на различных дипломатических направлениях, – почти ничего. Придется мне внести свою скромную лепту в освещение трудовой деятельности этого незаурядного человека. Но начну по порядку, со своего знакомства с ним.
Собственно говоря, вот именно этого факта я в деталях и не запомнил. Знаю только, что познакомил меня с ним А.А. Шведов, когда они пару раз проездом залетали в Париж. Игорь Николаевич тогда был Генеральным секретарем МИД'а, как раз и внесшим существенные изменения в работу этого весьма важного подразделения нашего ведомства. Ну а в начале марта 1973 года мне выпала приятная обязанность пообщаться с ним потеснее. Париж жужжал, как потревоженное осиное гнездо. Нет, это были не молодежные волнения весны 1968 года и не нынешние «уик-эндовские» демарши желтых жилетов. Просто во французскую столицу съехались десятки делегаций во главе с министрами иностранных дел на международную конференцию по случаю окончательного мирного урегулирования вьетнамской войны. Вся центральная часть города была перекрыта из-за снующих туда и сюда правительственных кортежей.
Многочисленная советская делегация, возглавляемая Громыко, включала в свой состав двух его заместителей: Николая Павловича Фирюбина, курирующего Азию, и только что вновь назначенного Игоря Николаевича Земскова – за ним, в частности, числилось УПВМ (такого давно не существует, а тогда эта аббревиатура значила: Управление по планированию внешнеполитических мероприятий). Французы на себя взяли только организационную сторону проведения самой конференции, а технические заботы – размещение делегаций, обеспечение их автотранспортом – легли на плечи соответствующих посольств.
Не скрою, меня это особо не волновало. После четырех лет пребывания на посту шефа протокола я мог спокойно наблюдать из окошка за всей происходящей кутерьмой (а куда от нее деться?). При таком наплыве высокопоставленных гостей она всегда имела место быть, – а для меня теперь это был истинный, как сейчас выражаются, кайф. Единственное, что я сделал при первой оказии, вылез поприветствовать Земскова, скромно поздравив его с новым назначением. Игорь Николаевич, вроде бы даже огорчившись, что теперь не я отвечаю за все эти «безобразия», попросил по старой памяти оказать ему содействие в приобретении мелких покупок для мамы (сам женат он не был), что-то для себя и тому подобное. Разумеется, я охотно согласился. Возникла, правда, мелкая техническая проблема. Посольство на двух замминистров смогло выделить лишь одну автомашину с шофером. Фирюбин, как старший по возрасту, не говоря уже о долгих годах, проведенных на высоких постах на государевой службе, в основном ее приспособил для себя. Я предложил Игорю Николаевичу возить его на моем стареньком «Москвиче». «Сойдет, – демократически ответил заместитель министра, – ездит, и хорошо».
О самом походе в «Галери Лафайет» и сделанных там покупках ничего сказать не могу. Но продолжать ведь надо. Ибо как гласит народная мудрость: взялся за гуж – не говори, что не дюж. Главное, что по окончании всей этой покупательской тягомотины вернулись в номер скромненькой гостиницы, который Земскову забронировало посольство. Оно же, расщедрившись, завезло туда аж целую бутылку коньяка «Курвуазье» стандартного размера. Сели мы с Игорем Николаевичем и за душевным разговором как-то незаметно ее уговорили. Из закуски у нас была только минеральная вода, но прошло все как-то совсем неплохо.
Почему я упомянул о стандартном, то есть обычном, объеме бутылки коньяка в пол-литра? Дело в том, что когда я, будучи еще шефом протокола, «курировал» посольский кооператив, то посоветовал ему приобрести для московских сувениров этот напиток в разной таре: от стограммовых «мерзавчиков» до галлона (это, если не ошибаюсь, четыре с лишним литра). К моим рекомендациям отнеслись со вниманием. А сам я такую «галонную» бутыль «Курвуазье» приобрел под предстоящее где-то через полгода возвращение на родину. Абрасимов мне предлагал продлить пребывание в Париже на более долгий срок, но я отказался. При всей моей любви к этому городу казалось, что пяти лет будет достаточно.
Поскольку маханули мы бутылочку коньяка, да еще с устатку, под минеральную воду, в голове у меня немного помутилось, и, прощаясь, я пообещал Игорю Николаевичу привезти завтра – в день отлета делегации – почти такую же, но чуть-чуть другую. Тот, естественно, принялся возражать, мол, бросьте вы, какая ерунда. Так-то оно так. Но
