Собаки и тайны, которые они скрывают - Элизабет Маршалл Томас
Так что я утверждаю, что ваша собака может быть для вас чем-то большим, чем обычный морской анемон для вашего рака-отшельника. Ваша собака может быть практически как часть тела. Если эту часть ампутируют, то похорон ей, конечно же, не устраивают. Часть тела каким-то образом утилизируется. Семья и друзья испытывают огромное сочувствие к вам и вашей утрате, но к самой части тела они ничего не испытывают. Оторванная от вас, она потеряла всякое значение. Для многих из нас потеря собаки выглядит именно так: это частная, глубоко личная утрата, которая причиняет боль только нам.
Не имея системы управления своим горем, большинство людей, потерявших собаку, просто продолжают жить дальше. Это, конечно, не означает, что им легко, просто у них нет другого выхода. То же самое относится и к собакам, которые теряют своих людей. Последствия для них тоже непростые. Некоторых подвергают эвтаназии, а других отправляют в чужой дом или в приют местного общества защиты животных, где, если это приют, где не применяют усыпление, для них могут найти новых хозяев. В этой книге Мэри – пример собаки, которая приспособилась. После того как она потеряла Мишу, хотя он и не умер, она была очень несчастна, но продолжала жить, как поступил бы любой из нас в подобной ситуации.
Не все собаки могут приспосабливаться. После смерти моей матери ее собака Мисти, которая изначально была моей собакой, но «удочерила» мою мать, когда та переехала жить ко мне, не приспособилась. Мисти, конечно, не увозили из дома – она всегда жила с нами и продолжает жить – но все это было не то. Она не могла понять, где моя мать, хотя была в комнате, когда умерла моя мать, и была на похоронах: и в похоронном бюро, где она видела мою мать в гробу, и у могилы, где она видела, как гроб опустился в землю. С самого начала неуверенная, сомневающаяся в себе собака повсюду искала мою мать, но не нашла ее. Она бродила, пугаясь всего, не зная, что делать. Пытаясь сосредоточиться, она проводила большую часть времени, сидя на диване, где она сворачивалась калачиком и спала, когда моя мать была с ней. Она всегда сидела на одном и том же месте, подходя к дивану определенным образом и всегда с одной и той же стороны, с полуулыбающимся выражением морды, как будто ее мысли доставляли ей беспокойство. Она тоже была там одна, так как диван стоял в маминых апартаментах, а все остальные находились в другой части дома. Мисти не любила оставаться одна, но, похоже, боялась встать с дивана и присоединиться к нам.
В этом она была похожа на Вайолет, описанную в этой книге, которая, удрученная потерей Бинго, редко покидала то место, где видела его в последний раз. Эти две собаки – единственные известные мне собаки, не сумевшие справиться с горем. Вайолет умерла еще до рождения Мисти. Они никогда не встречались. Но оба были неуверенными в себе собаками с низким статусом, которые, похоже, очень сильно зависели от присутствия выбранных ими партнеров.
Кто-нибудь сделал что-нибудь, чтобы помочь Мисти? Мы хотели, конечно, но мы были не теми людьми. Если кто-нибудь из нас пытался обнять или погладить ее, она отстранялась, испуганно и полудико поворачивая голову. Короче говоря, мы были для Мисти после потери ее человека тем, чем большинство людей являются для того, кто потерял любимую собаку. У нас не было таких отношений с Мисти, которые могли бы ей помочь, да и не смогли бы, потому что ее связь с моей матерью была глубокой и очень личной. Мы сделали все возможное, но наших усилий было мало и недостаточно. Всю оставшуюся жизнь, которая была не очень долгой, Мисти, как и Вайолет, ни минуты не чувствовала себя комфортно.
Практически все животные, которые завязывают успешные связи, принадлежат к социальным видам. Поэтому могут дружить слоны и собаки, слоны и козы, собаки и кошки, кошки и кролики, собаки и попугаи и так далее. Обычно, но не всегда, они делают это тогда, когда лишены общества себе подобных. Однако им нужно с кем-то сблизиться, и поэтому они сближаются с теми, с кем могут.
Из всех этих видов собаки и их предки, волки, пожалуй, самые социальные. Они не только живут группами, но и рождаются группами. Даже в утробе матери они находятся близко друг к другу. Все волки живут группами, если могут, удерживая территории, охотясь на крупную дичь, воспитывая молодняк, защищаясь от других хищников. Когда члены стаи находятся далеко друг от друга – например, если охотятся порознь, – они часто поддерживают связь, устраивая перекличку. Волк в одиночку может испытывать значительные затруднения, он не в состоянии тащить крупных животных, как это может сделать стая. Он вынужден спать в одиночестве, что чревато опасностями.
Волчьи стаи часто довольно малы – в основном от шести до двенадцати особей. И в целом члены стаи считают себя единицей, которая очень отличается от любой другой. На самом деле присутствие другой стаи волков представляет угрозу. Новички могут сместить их. Собаки генетически настолько близки к волкам, что на самом деле являются разновидностью волков. Именно поэтому собаки стараются исключить незнакомцев. Мои собаки пытаются отогнать всех чужаков: проезжающих по дороге велосипедистов и бегунов, оленей и диких птиц в поле, машины, подъезжающие к въезду, – кого угодно. Мои собаки твердо убеждены, что это наше место, а другие – захватчики. Группа, состоящая из двух особей – собаки и человека, – нормально воспринимается собаками, и группа большего размера также приемлема; но в эту группу точно не войдут люди, живущие по соседству, или курьер, привезший вам заказ из интернет-магазина.
И люди, и собаки – чрезвычайно социальные виды. Тем не менее у общительных видов есть древние правила касательно статуса, которые
