Александр Петрушевский - Генералиссимус князь Суворов
Может быть, Суворовские традиции в самом деле успели уже ослабеть в Суздальском полку, хотя со времени сдачи полка полковнику Штакельбергу прошел всего один год, но причина неудачи заключалась не в Суздальцах. Привыкнув одерживать над конфедератами легкие успехи, Суворов рассчитывал на тоже самое и в настоящем случае, но встретил упорство и энергию, к которым не приготовился, а потому и понес неудачу. Он возобновил бы попытку, обставив ее иначе, но не имел на это времени, потому что к Кракову подступали партии Пулавского, Саввы и других. Получив об этом извещение, Суворов двинулся туда и по дороге узнал, что Поляки направились к Кракову и Савицам, намереваясь занять затем Люблин и двинуться в Литву, а в Рахове оставили свои обозы под прикрытием части Пулавцев. Февраля 16 или 17 конфедераты действительно атаковали Красник, а Суворов — Рахов. Дело происходило ночью; передовая колонна Суворова подошла так тихо, что сорвала польский пикет и затем быстро заняла важнейшие части местечка. Поляки рассыпались и засели в избах и сараях; русская пехота отыскивала их и забирала в плен, а с обороняющимися вступала в бой. Суворов случайно остался один. Заметив в ближней корчме конфедератских драгун, он подъехал и стал уговаривать их к сдаче. Офицер вышел из корчмы первым, за ним стали выходить драгуны с лошадьми в поводу. В это время прискакало несколько казаков и один из них выстрелил в драгун из пистолета. Поляки стали отвечать выстрелами же, не целясь однако в Суворова, вернулись в корчму и в ней заперлись. Суворов приказал окружить корчму и грозил драгунам ее зажечь. Они сдались в числе около 50 человек, всего же в этом деле взято до 100 пленных и весь конфедератский обоз.
Затем надо было спешить к Краснику, где отбывался от Поляков, по словам Суворова, «капитан Панкратьев с сотнею людей и со своей храбростью». Большая часть пехоты выехала из Рахова на конях. Обоз и пленные до такой степени обременяли Суворова, что он «в Красник шел на прорыв; было уже не до атаки, а только бы пленных с рук сжить в Люблин». Суздальцы с капитаном Панкратьевым удержались до его прихода, отбив многие атаки, с приближе-нием же Суворова, Поляки ретировались. Русские лишились в обоих делах больше 50 человек убитыми и ранеными. Суздальцы восстановили в глазах Суворова свою репутацию не только в Краснике, но и в Рахове. «Пехота поступала с великою субординациею, и я с нею помирился», писал он Веймарну. Достойно, между прочим, внимания, что здесь, как и в других местах, раньше и позже, казаками начальствовали пехотные офицеры низших чинов постоянно одного и того же Суздальского полка, и Суворов был ими очень доволен 16.
После этого Савва, соединясь с другими конфедератами, пошел в Литву для сбора контрибуции. Суворов не мог за ним гнаться далеко и донес об этом Веймарну; Веймарн отрядил майора Салемана. В Хршенске, где Савва укрепился, произошел ночью на 15 апреля бой; конфедераты были побиты и разогнаны, тяжелораненый Савва успел скрыться на обывательской подводе в ближний лес, где однако снова был накрыт 17 числа. Рана Саввы оказалась очень тяжелою, так что везти его в Варшаву, как было приказано, сделалось невозможным, и Веймарн прислал для его лечения военного врача. Доктор оставался при Савве довольно долго, до половины мая; затем, по утверждению некоторых, Савва был убит русскими солдатами за то, что он, природный казак, сражался с Поляками против Русских. Один из иностранных писателей прибавил, что солдаты сделали это по приказанию Суворова. Из предшествовавших и последующих строк видно, что Суворов находился в сотнях верст от Саввы, занимался совсем другим делом и кроме того не мог отдавать приказаний в войска, ему неподчиненные 17.
Возвратясь тем временем в Люблин, Суворов застал тут предписание Веймарна — идти к Кракову, где сосредоточивались главные силы конфедератов. Теперь ему приходилось действовать вместе с Древицем. Еще ранее, предполагая эту возможность, он писал Веймарну: «Все сии движения выйдут пустыми, если он (Древиц) в точной моей команде состоять не будет. Два хозяина в одном дому быть не могут... Сие я доношу, как честный человек, в противном случае я от ответственности свободен». Требование было совершенно справедливое, но Веймарн никак не хотел поступиться Древицем и старался ему создать какое-то особенное положение, в роде если не руководителя, то советника Суворова, «для пользы службы», как он объяснял. Суворова этот странный аргумент конечно не убедил и он настоял на своем 18.
По приказу Веймарна Суворов выступил из Люблина с 4 гренадерскими ротами, батальоном мушкетер, 5 эскадронами карабинер, 80 казаками и 8 полевыми орудиями, что составило в итоге 1600 человек. На пути к Кракову он разбил одну конфедератскую партию; тотчас по прибытии в Краков, прошел дальше и, отбросив другую партию, двинулся чрез Скавину к монастырю Тынцу. Движение это произведено чрезвычайно удачно, Суворов застал конфедератов совершенно врасплох. Сам Дюмурье спокойно ужинал в Заторе и тут узнал, что Русские уже в Кракове; он поскакал в Скавину — Суворов был уже в Скавине. На пути Дюмурье, в деревнях конфедераты спокойно спали, лошади их были расседланы, никто и не подозревал близости неприятеля.
Монастырь Тынец, близ деревни того яге имени, прилегает к Висле одною стороною, а с трех остальных был обнесен стеною и рвом. На запад и на юг тянулось болото с узкими гатями, которые обстреливались редутом; на горе с восточной стороны находился другой редут с палисадом и тремя рядами волчьих ям, вооруженный двумя пушками. Суворов приказал атаковать восточный редут; он был взят, но вслед затем отнят Поляками или, лучше сказать, Австрийцами; так как почти вся пехота, сидевшая в Тынце, состояла из австрийских дезертиров. Суворов приказал взять редут вторично, что и было исполнено; но неприятель отбил его снова. Дальнейшею настойчивостью можно было потерять и много людей, и много времени, в особенности невознаградима была бы потеря последнего: Дюмурье отчасти уже успел воспользоваться несколькими часами, потраченными Суворовым под Тынцом, стянув кое-какие войска. Как ни противоречило правилам Суворова — начинать дело и бросать его неоконченным, но он сообразил, что это будет меньшим злом, удержался от дальнейших атак и потянулся к Ланцкороне под огнем выстроившихся на высотах конфедератов. Под Тынцом и в предшествовавших сшибках с конфедератами мы потеряли 90 человек убитыми и ранеными; неприятель же — 75 пленными и около 100 убитыми; кроме того из тынецкого редута взято у пего 2 пушки 19.
Еще ранее к Суворову присоединился отряд Древица, силою в 2,000 человек, так что к Ланцкороне он подходил, имея под своим начальством около 3500. Приблизительно такие же силы успел собрать Дюмурье, или немногим больше, но почти все из конницы. Он требовал к себе и Пулавского, имевшего до 1500 человек, но тот отвечал, что не намерен получать приказания от иностранца и желает вести войну самостоятельно. Дюмурье выстроился на гребне высот, скат которых, покрытый кустарником, спускался к стороне приближавшихся Русских. Левый фланг позиции упирался к Ланцкорону; в городе и замке находилось 1200 человек с 30 орудиями; центр и правый фланг были прикрыты двумя рощами, занятыми двумя сотнями французских егерей; правую рощу защищали кроме того два орудия. Доступ с фронта к центру и левому флангу был очень затруднителен, особенно для кавалерии, и находился под выстрелами артиллерии с крепости и замка; правый фланг, с обрывистыми скатами, был совсем неприступен.
