Мария Покрышкина - Жизнь, отданная небу

Летчики уговорили меня пропустить их к Камосе, однако пошли к нему только двое - Андрей и Володя. А третий, так неожиданно привлекший мое внимание, остался.

- Капитан Покрышкин, - представился он и, присев на скамейку, поинтересовался: - Что читаете?

- "Отверженные" Виктора Гюго.

- Интересно бы почитать. Сам недавно был отверженным.

Я объяснила, что книга принадлежит не мне и читаем мы ее все по очереди, но бравый летчик продолжал сидеть и внимательно меня разглядывал. Я смутилась:

- Вы, кажется, пришли навестить своего товарища, так в чем же дело? Или вас проводить к нему?

Мой собеседник поднялся и пошел в палату. Вскоре все трое вернулись в приемный покой. И капитан снова подошел ко мне:

- А все-таки, может, дашь мне эту книгу? Я читаю очень быстро.

Взглянув на него, я сухо спросила:

- Почему это вы ко мне на "ты" обращаетесь?

- Извините, постараюсь исправиться.

Как мне ни жаль было расставаться с книгой, он у меня ее все-таки выпросил.

Вечером того же дня капитан Покрышкин отправился на берег моря купаться и застал там нашу медсестру Тамару. Воспользовавшись случаем, он постарался выведать все о заинтересовавшем его "предмете": кто я и что я, не замужем ли? А так как вопросов у него оказалось много, а вода была уже довольно холодная, капитан на следующий день появился в амбулатории одетым в реглан и с повышенной температурой. Я дала ему градусник, а сама принялась за оформление документов.

Сидит, глаз с меня не сводит. Подниму голову - он отвернется. Опущу его взгляд на себе чувствую. Наконец, забрала у него градусник, смотрю температура под сорок! Да, перекупался товарищ, любопытство подвело. Направила его в лазарет.

К вечеру появилась Тамара и говорит:

- Мария, тебя просит зайти тот капитан, которого ты сегодня положила в лазарет. Спросить что-то хочет.

Я неприступная, как скала:

- Скажи своему капитану, что завтра с утра будет мое дежурство в лазарете и он сможет задать мне все свои вопросы.

И не пошла: пусть не задается.

А наутро, когда я заглянула в лазарет, он спал. Мне почему-то вдруг стало жалко его будить... Попозже снова зашла в палату, чтобы заполнить историю болезни. Были там вопросы, ответы на которые меня тоже интересовали: место довоенного жительства, год рождения, ближайшие родственники.

Услышала, что в Новосибирске у него живет мать, Покрышкина Ксения Степановна. А вот что жены нет, поначалу не поверила. Разве так может быть, когда человеку уже почти тридцать? Дурит, наверное, голову мне. Почему-то эта мысль меня расстроила.

После трех дней пребывания в лазарете Покрышкин был вызван в штаб армии за назначением на должность заместителя командира полка. Часть эта базировалась где-то в другом месте.

Сразу же после завтрака Саша быстренько собрался, вернул мне книгу:

- Прекрасный роман. Спасибо. Надеюсь, я не очень его задержал?

- Ничего, я рада, что он вам понравился.

- Что ж, может быть, мы больше не увидимся с вами, не поминайте лихом.

- Да вроде бы не за что.

Наша санчасть располагалась в тени деревьев на пригорке, а внизу на пятачке его ждала "персональная" полуторка. Он сбежал вниз и в мгновение ока перемахнул через борт машины. Не знаю почему, но на душе стало грустно. Взяла в руки книгу, стала лихорадочно перелистывать ее всю от начала до конца. "Ну как же так, мог же он мне хотя бы записку написать!" Но в книге ничего не оказалось. Да и почему он, собственно, должен был мне писать? Ведь мы совсем чужие люди!

Стою, утешаю себя. Вдруг над Манасом, едва не цепляясь за макушки деревьев, пронесся самолет. Это был он, и он улетел, скорее всего, навсегда!

На следующий день, к вечеру, на пороге санчасти появилась длинная и тощая фигура Андрея Труда с его неизменной улыбкой на лице и с лукавинкой в больших голубых глазах.

- Машенька, нальешь сто граммов спиртика, скажу, где тебя Сашка Покрышкин ожидает!

- Во-первых, - сказала я, - с пьянчужками ни в какие контакты не вступаю. А во-вторых, мог бы что-нибудь и правдоподобнее придумать.

- Машенька, вот ей-богу, Сашка тебя ждет!

- Ну откуда ему тут взяться, если он вчера утром улетел? Ты же сам с ним у машины прощался! И мне он сказал, что навсегда...

- А вот и не навсегда! Насчет ста граммов я пошутил, конечно, но Сашка тебя действительно ждет. Выйди, проверь!

Думаю, разыгрывает он меня, не может без своих шуточек. А вдруг и в самом деле? Решила на всякий случай выйти, посмотреть. Выхожу - он и вправду стоит!

Увидев меня, обрадовался.

- Ты что же это, я к тебе на крыльях, можно сказать, летел, спешил, а ты даже выйти ко мне не хочешь?

- Думала, Андрей разыгрывает, - ответила я. Но тут же спохватилась и спросила: - А кто, собственно, я вам такая, чтобы ко мне спешить? И почему вы ко мне постоянно обращаетесь на "ты"?

Он улыбнулся и, окинув меня сияющим взглядом, сказал:

- Так уж вышло, что не смог я от тебя и от своих ребят улететь... А касательно того, что я тебя на "ты" называю, так теперь уж я по-другому не смогу. Давай сегодня на танцы сходим!

- Не знаю, смогу ли я: нужно, чтобы кто-то из девочек меня подменил. Попробую Таечку Попову попросить.

Так с этого дня Тая Попова, как и Андрей Труд, стали нашими "поверенными". Андрей вообще для своего любимого командира готов был на все. А с моей подругой Таечкой мы пронесли нашу дружбу через всю войну и продолжаем дружить по сей день. На фронте она была заведующей аптекой. Причем очень строгой. Принесет, бывало, мне с утра упаковок десять бинтов и скажет:

- Все, Мусенька, это тебе на целый день.

Я тут же взвинчусь:

- Тогда становись вместо меня, посмотрю, много ли ты десятью бинтами наработаешь!

Она, обидевшись, уйдет, но вскоре появится вновь с новой порцией бинтов.

- Вот теперь - другое дело!

Она, искренне возмущаясь, втолковывает мне:

- Ну как же ты, Мусенька, не хочешь понять, что у меня бинты строго ограничены.

- А у меня - раненые и больные...

Таисия Ивановна Попова - человек, достоинства которого трудно переоценить. Наша многолетняя дружба дает мне право это утверждать.

Заведующий клубом в нашем БАО был Саша Перлов, среднего роста, красивый зеленоглазый парень. Скромный, очень воспитанный ленинградец. По молодости мы частенько подтрунивали над тем, что он постоянно носил за поясом гимнастерки грелку. А у него была язва желудка, и его всегда мучили ноющие боли. Он так и не смог вылечиться, умер вскоре после Победы очень молодым, оставив жену и сына.

Благодаря стараниям Саши Перлова у нас каждый вечер играла музыка и устраивались танцы при лунном свете. На импровизированную танцевальную площадку собирались все, кто был свободен от дежурства. До сих пор вспоминаю ту замечательную августовскую ночь и, теперь почти уже забытую, мелодию старинного танго "Брызги шампанского". Я тогда впервые танцевала со своим будущим мужем...