Леонид Шебаршин - Реквием по Родине

Без стука входит шифровальщик. Так принято, он может заходить в мой кабинет даже тогда, когда идет совещание или прием посторонних посетителей. Шифровальщик обязан немедленно докладывать срочные и важные телеграммы в любое время суток. Для этого есть секретная связь. Начальник сам себе не принадлежит, он и его заместители находятся в режиме вечного боевого дежурства. День может начаться обычно, как сегодня, а завершиться в Кабуле или Варшаве или закончиться в Москве, но не этим вечером, а через сутки. Твоя участь – в черной папке шифровальщика и в телефоне прямой связи с председателем. У этого телефона – он называется еще «домофон» или «матюгальник» – отвратительно громкий звонок, как сигнал корабельной тревоги. Таким он был при Крючкове, который провел в этом кабинете 14 лет, таким он остался и при мне. Резкий звон бьет по нервам и взбадривает перед разговором с шефом.

Телеграмм много. Часть из них – политическая информация – просмотрена помощником, примечательные пассажи подчеркнуты. Другая часть идет с пометкой «Только лично».

«Шифрованная телеграфная связь абсолютно надежна», – клянутся специалисты 8-го Главного управления. Нет ни малейших оснований им не доверять, но в мире нет ничего абсолютно надежного, и береженого Бог бережет. В оперативных телеграммах не используются подлинные имена и названия, они заменены условными, кодовыми наименованиями и псевдонимами, смещены числа. Для непосвященного текст покажется абракадаброй, для меня на сей раз он звучит сладкой музыкой. Несколько месяцев назад пропал ценный агент Ирвин. Он не вышел на тайниковую операцию, и резидентуре пришлось изымать заложенные для него деньги и инструкции. Он не вышел на обусловленную личную встречу, молчала сигнальная линия. Оставались условия «вечной» явки. Раз в месяц резидент на несколько часов растворялся в огромном городе, для того чтобы точно в назначенное время выйти на место и не спеша прогуляться пять-семь минут по пустынной улице, но… возвращался в резидентуру ни с чем. Я знаю, что это значит – после изнурительного проверочного маршрута ходить по чужому темному городу и ждать так нужного тебе человека, сохранять беспечный вид праздного фланера и молиться про себя: «Ну появись же, появись!» И вот наконец Ирвин появился: был в командировке, все в порядке, материалы изучаются и будут доложены дополнительно, условия связи повторены, он их помнит, подробности – почтой. Я никогда не видел Ирвина, не знаю его фамилии, для меня он воплощен в тех документах, ради которых и действует разведка. Не могу удержаться – нажимаю на кнопку внутренней связи и спешу порадовать начальника отдела: «Вышел Ирвин. Все в порядке!» В трубке вздох облегчения.

Дальше – хуже: грубый вербовочный подход к нашему работнику в Голландии. Куда девались европейская деликатность, осторожность, которую всегда проявляли контрразведки в отношении наших сотрудников, тщательная подготовка условий для проведения вербовочной беседы? Совсем недавно грубость могла вызвать столь же грубые ответные меры, дипломатический скандал, политические осложнения.

Политика нового мышления дала свои плоды. К Советскому Союзу относятся пренебрежительно, советский МИД больше всего на свете боится обидеть западных партнеров. Упаси бог, как можно протестовать! ЦРУ, СИС, БНД перестают стесняться. Наших работников, дипломатов, военных разведчиков отлавливают и говорят примерно следующее: «Вы молодой и способный человек, но перспективы в Советском Союзе у вас нет. Ваша страна разваливается, жизнь государственного служащего становится все тяжелее, надежды на улучшение положения тоже нет. Вы вернетесь домой и будете вынуждены каждый день думать, где добыть кусок хлеба для своей семьи, а у вас такие милые дети».

Тональность и детали разговора могут меняться, канва же его неизменна, она разработана американцами и принята на вооружение союзниками по НАТО. Будто клич кликнут в западном разведывательном сообществе: «Русские вербуются! Не теряйте времени, вербуйте!»

Сообщения о вербовочных подходах поступают все чаще. Наш человек в Голландии вел себя грамотно и достойно, вербовщик удалился разочарованным. Конечно, активная работа для нашего разведчика на долгое время становится невозможной – его будут провоцировать, подставлять агентуру и в конечном счете скомпрометируют и выдворят. Отзывать, однако, мы его не будем. У него достаточно дел по «крыше», пусть ведет себя осмотрительно. Голландцам же будет дано понять, что подобные штуки им даром не пройдут. Да, погрозим пальцем, а сделать-то ничего не сможем. Совсем недавно мы проанализировали работу американских и других западных спецслужб с советскими гражданами за рубежом. Картина получилась впечатляющая: за дымовой завесой разговоров о партнерстве, новом мышлении, сотрудничестве вместо соперничества, человеческих контактах ведется тотальное наглое наступление на Советский Союз. КГБ направляет доклад и предложения о контрмерах президенту Горбачеву и министру иностранных дел Шеварднадзе. Никакого решения по докладу не принимается.

Я понимаю: своей информацией мы портим идиллическую картину мира, ставим под сомнение мудрость внешнеполитического курса руководства, обнажаем те угрозы, которые оно хотело бы не замечать. Руководство все дальше отрывается от реальности, зажмуривает глаза, чтобы не ослепнуть от жестокой правды. Что-то очень неладно в наших верхах, и не только с точки зрения большой политики.

Месяца два назад помощник одного из виднейших государственных деятелей КПСС и Советского Союза (назовем его Костин) побывал в Соединенных Штатах. Его исключительно хорошо приняли, обласкали и предложили… тайное сотрудничество. Американцы обнаружили полнейшую осведомленность о всех служебных делах «объекта», похвалили его либеральные взгляды и вообще вели себя так, будто были абсолютно уверены в его согласии работать с ними. Твердый отказ поверг их в смятение. Почему? Откуда у них была уверенность? В разведке такие ситуации известны – с помощником беседовали «по наводке» – иными словами, по рекомендации человека, хорошо знающего «объект» вербовки. Уж не сам ли босс навел американцев на своего помощника? Напрасно Костин отказался так решительно, надо было поиграть, и, возможно, мы увидели бы истинное лицо его начальника. Теперь добраться до правды будет трудновато.

Несколько телеграмм о текущих агентурных операциях, которые, по мнению резидентов, заслуживают внимания начальника разведки. Одна из них должна быть доложена председателю. Владимир Александрович помнит нескольких ценных источников и интересуется состоянием их работы. Память у председателя блестящая, и нередко он ставит меня в тупик своими вопросами. Не приведи Господь дать Крючкову неточную информацию – она откладывается у него навеки, и рано или поздно придется за нее краснеть. Ответ «Не знаю, выясню, доложу», как правило, его удовлетворяет, но выяснять и докладывать надо быстро и точно. Я знаю, насколько близко к сердцу принимает Крючков любые проявления необязательности, неточности, несобранности, вижу, как гнетет его атмосфера нарастающего всеобщего развала и какие усилия он прилагает, чтобы сохранить островок порядка, дисциплины, ответственности – Комитет госбезопасности – в море хаоса в нашем государстве.