Леонид Шебаршин - Последний бой КГБ

Леонид Шебаршин

Последний бой КГБ

Из жизни начальника разведки

Предисловие

Однажды в октябрьском тумане я брел по московской улице.

Дело было в 1992 году, многолетняя служба в КГБ уходила все дальше в прошлое, забывались, растворялись в будничной суете, затягивались осенней сырой дымкой имена, лица, дела. Пройдет еще немного времени, и можно будет с печальной усмешкой вспоминать, что когда-то я возглавлял самую загадочную службу старого Советского Союза – внешнюю разведку Комитета госбезопасности.

В молодости, радуясь хорошей памяти и тренируя ее, я частенько пытался припомнить, что происходило в этот же день ровно год, два года назад. Если удавалось восстановить хоть какое-то, самое незначительное событие, начинал целиком вырисовываться весь день, всплывали, казалось бы, забытые напрочь детали.

Вот так, неспешно шагая по темной и неряшливой улице, я стал припоминать, где был и что делал ровно год назад, в октябре 91-го. Это был день вроде бы без событий и без лица. Нина Васильевна и я жили на служебной даче в Ясеневе, я писал воспоминания и, отрываясь от бумаги, часами ходил по лесу. Памяти было не за что уцепиться, оживало лишь чувство разочарования, беспокойства, горькой обиды, которое долго не покидало меня после отставки.

А что происходило ровно два года назад?

Придя домой, я стал копаться в своем беспорядочном архиве – ворох вырезок, выписок, записи в блокнотах, аккуратно напечатанные на плотных квадратных листках выдержки из газет и книг, самодельные брошюрки – что-то вроде интимных наблюдений, рукопись книги «Рука Москвы». Занятие поглотило меня, и перед глазами начал медленно появляться, как изображение на проявляемой фотографии, октябрьский день 1990 года – деталь за деталью, лица, слова, дела. Я вновь увидел Ясенево, здания Первого главного управления, стал сызнова переживать старые заботы и волнения.

О советской разведке написано очень много, но достоверно известно очень мало, ибо писали о ней преимущественно с одной целью – разоблачить злодейскую «руку Москвы», писали предатели и перевертыши.

Мне подумалось, что есть смысл воссоздать один день из жизни начальника разведки, пришедшийся на чрезвычайно тревожное и сложное время в истории нашего государства. Воссоздать для того, чтобы иногда самому обращаться к запискам, вернуться в привычную атмосферу размышлений, действий и решений, чтобы вновь хотя бы на несколько минут почувствовать себя живым. Еще лучше, если найдутся читатели, которые заинтересуются внутренней жизнью столь загадочного, а для меня столь обычного учреждения, как разведка.

Октябрьский день был восстановлен и описан. Получилась некая история без начала и конца. Пришлось обратиться к другим дням, к переломным моментам в судьбе разведки и ее начальника.

Июнь 91-го года памятен тем, что прошли выборы президента России и, на мой взгляд, предрешилась участь Советского государства. Август и сентябрь того же года ознаменовались крушением старого КГБ и началом новых неурядиц для разваливающейся на части великой страны. В сентябре же закончилась моя служба, которая много лет была смыслом и содержанием всей моей жизни. Итак, несколько дней из жизни начальника разведки и один – из жизни бывшего разведчика, который никак не может привыкнуть к тому, что он «бывший».

Октябрь девяностого

Когда в листве, сырой и ржавой,Рябины заалеет гроздь…

Подмосковный осенний лесок печален, но серая влажная лента дороги украшена яркими пятнами кленовых листьев и кое-где, если взглянуть внимательно по сторонам, действительно алеют рябиновые гроздья. Утренний воздух прохладен и вкусен, снега еще не было, осень подходит к концу, лес, небо, трава, человек живут предчувствием близкой зимы.

Раннее осеннее утро – лучшее время для того, чтобы спокойно и трезво взглянуть на жизнь и самого себя. Взгляд не искажен ни горестями, ни радостями, вчерашние волнения, тревоги и надежды под низким прохладным небом кажутся пустыми, и удивляешься: неужели они не давали тебе заснуть? Ведь все так просто, и в голове появляется четкий замысел действий, ускользавший вчера, когда искал решение и не находил его. Превратности бытия… Незваным гостем вдруг возникает фраза: «Жизнь кажется тяжелой только по вечерам. По утрам она невыносима». Сегодня это не так.

Впереди полчаса энергичной прогулки, полчаса наедине с самим собой, движение навстречу долгому дню.

По боковой дорожке бежит, размахивая руками, фигура в синем спортивном костюме и пестрой вязаной шапочке. Председатель КГБ Крючков занимается утренней гимнастикой. Владимир Александрович обладает железной волей, постоянством привычек и убеждений. Утренняя зарядка для него не только (и я подозреваю, не столько) физическая, но и духовная потребность. Жизнь заставляла этого человека ложиться спать на рассвете или не ложиться вообще, но ни разу не смогла заставить его отказаться от зарядки. Вчера председатель уснул не раньше часа ночи. Я знаю это определенно – в половине первого он будил меня телефонным звонком из машины по дороге на дачу. Вежливо кланяюсь, Владимир Александрович машет рукой и, к моему облегчению, продолжает бег. Изредка бывает по-другому. Он приостанавливается и дает какое-то поручение, как правило, срочное, и это означает, что спокойного дня не будет.

У ворот дачного поселка стоит огромный черный «ЗИЛ», дожидающийся председателя, отполированная до немыслимого блеска черная «Волга» охраны. Рядом группа подтянутых и очень вежливых молодых людей в штатском, с которыми мы дружелюбно раскланиваемся. Это сотрудники Управления охраны. Совсем недавно оно называлось Девятым управлением, «Девяткой» и было по каким-то не вполне понятным соображениям переименовано в ходе косметической «перестройки» в КГБ. Личная охрана в нашем мире означает принадлежность к самым высоким сферам, сопричастность к Власти, персональный комфорт и крайнюю степень изолированности от общества. Когда-то, в сталинские времена, круг охраняемых был непомерно широк – партийные функционеры до секретарей обкомов, министры, крупные ученые, затем он сузился до членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС, в дальнейшем распространился на членов непонятно для какой цели созданного Горбачевым Государственного совета. «Девятка» жила, разрасталась, приспосабливалась к новым временам и честно несла службу.

Через несколько минут появится председатель, пойдет по той же осенней, усыпанной листьями дороге, что и я, а за ним потянутся на почтительном расстоянии «ЗИЛ» и «Волга». Территория огорожена забором, оборудована надежной сигнализацией, и охраняемый может пройти несколько сотен метров в одиночестве, не подвергаясь риску нежелательных встреч. Возможно, его догонит быстрой пробежкой кто-то из генералов ПГУ, живущих в том же поселке, наспех горячим шепотом поделится последними новостями из разведки и получит одобрительный кивок начальства. Днем Крючков может задать какой-то неожиданный вопрос: «Что там у вас происходит с Петровым (или Сидоровым)?» Я прикинусь удивленным, поинтересуюсь, откуда у председателя сведения по столь пустому делу, он буркнет что-нибудь загадочное, я пообещаю завершить разбирательство и доложить ему подробно попозже. Ситуация ясна нам обоим – я знаю, кто успел подбежать к председателю со свежей, отдающей скандальцем новостью, и ему известно, что я это знаю. Идет невинная игра занятых людей, но в ней есть некоторый смысл: начальник разведки не должен забывать, что каждое его слово, каждое действие, каждый жест будут в доверительном порядке доведены до председателя. Шептуны мне не нравятся, хотя и обиды на них не держу. В конце концов, они несут информацию не на сторону, а нашему самому высокому начальству.