Таинственный Леонардо - Константино д'Орацио
Иначе обстоит дело с жизнеописанием Леонардо, составленным Паоло Джовио[12]. Этот историк и гуманист без сомнения встречался с Леонардо в Риме, они оба входили в ближайшее окружение папы Льва X. Его текст насыщен информацией, помогающей реконструировать метод работы Леонардо и воссоздать образ взыскательного художника, охваченного стремлением к совершенству, помешавшим ему, однако, завершить большую часть его работ. Это гораздо более сложный подход, чем может показаться на первый взгляд. Именно Джовио принадлежит первый словесный портрет да Винчи. В его описании Леонардо предстает как «человек приветливый, остроумный, щедрый, необычайно красивый; кроме того, он слыл умелым посредником, а также галантным кавалером и организатором театральных спектаклей, прекрасно пел, аккомпанируя себе на лире, и снискал благосклонность всех правителей своего времени». Благодаря историческим документам сегодня мы знаем, что не все обстояло именно так, как об этом рассказывал Джовио, тем не менее его восхищение гением Леонардо послужило образцом, которому подражали все последующие биографы да Винчи. В том числе, например, автор одного любопытного текста, скрывающийся под именем Аноним Гаддиано. Речь идет о записной книжке с заметками о художниках, творивших в начале XVI века, когда Леонардо создавал свои главные шедевры: от «Тайной Вечери» до «Святой Анны», от «Джиневры Бенчи» до «Битвы при Ангиари».
Миф о гении Леонардо родился сразу же после смерти художника, позднее в течение столетий его сознательно подогревали дерзкие, а иногда и лукавые исследователи, искавшие в его картинах скрытый в них тайный смысл. Правда заключается в том, что в распоряжении ученых до сих пор имеется очень мало документов, относящихся непосредственно к работам Леонардо, а те из них, что нам известны, основываются главным образом на собственноручных записях Леонардо, которыми он испещрял тысячи листов бумаги. Этот материал, представляющий собой, на первый взгляд, бесценный источник, позволяющий проникнуть во внутренний мир художника, на самом деле более напоминает дремучий лес, в котором легко потеряться, став пленниками бесконечного ряда сомнений и вопросов, не имеющих пока ответа.
Путешествие в глубь неведомого
Тот, кто вступает в контакт с Леонардо да Винчи, рискует заблудиться в лабиринте. Нагромождение коварных загадок, которые скрываются в его шедеврах, в особенности интригующая тайна, связанная со знаками, которыми испещрены его знаменитые зашифрованные записи, на протяжении столетий очаровывали и создавали непреодолимые преграды. Запутанным клубком слов, написанных наоборот, заметками, рисунками, брызгами, загадками, планами и портретами испещрены почти тринадцать тысяч беспорядочно нагроможденных листов. В разные моменты жизни Леонардо делал записи на одних и тех же страницах, которые он сгибал, превращая их в маленькие записные книжки, чтобы их было удобно носить в кармане и доставать, мгновенно записывая пришедшую в голову удачную мысль. На этих листах карикатуры соседствуют с чертежами диковинных механизмов, а алгоритм Евклида[13] начертан поверх перечня расходов. Казалось бы, да Винчи должен быть ясным и понятным для исследователей, учитывая огромное количество оставленных им материалов, в действительности все наоборот, поскольку то, что он писал или рисовал, было до такой степени полно недоговоренностей и противоречий, что опасность неверного истолкования постоянно подстерегает нас. С ним очень просто попасть в тупик. Любой, кто предпринял бы попытку привести в порядок бесценные сокровища его трудов, записей и открытий, обречен на поражение.
У Леонардо не было времени для систематизации собственных записей, поскольку он не любил останавливаться и оборачиваться назад. Его жизнь была постоянным стремлением вперед, к новым целям. Время от времени он предпринимал попытки объединить свои разрозненные заметки и рисунки в трактаты, но ни один из них так и не увидел свет. Даже знаменитый «Трактат о живописи» не был написан им собственноручно: Леонардо поручил эту работу своему любимому ученику, Франческо Мельци, не имея возможности лично участвовать в публикации книги, которая была издана лишь через тридцать лет после смерти художника. Мысль написать исследование по анатомии, архитектуре, механике или книгу о пользе природных экстрактов посещала его не однажды, однако всякий раз ее заслоняла одна из тех химер, за которыми он гонялся на протяжении шестидесяти семи лет своей жизни. Его перо непрерывно перескакивало с одной мысли на другую, а его ум никогда не находил покоя. Часто он обращался к прежним аргументам спустя много лет, постоянно противореча самому себе, что неудивительно. С ним ни в чем нельзя было быть уверенным.
Однажды проникнув в его внутренний мир, я не раз испытывал чувство головокружения, а также страх, что не смогу выбраться наружу.
Именно для того, чтобы не задохнуться под тяжестью невероятного количества материалов, я принял решение ограничиться рассмотрением шедевров да Винчи, несравненно более ясных и гармоничных, чем его записи. Его полотна стали той Ариадниной нитью, которая вела меня при написании этой книги. От первых робких попыток Леонардо пробиться на запутанном и коварном флорентийском художественном рынке загадочных портретов, созданных им при Миланском дворе, до его зрелых шедевров. Каждый раз, когда образ, фигура или история, заключенные в картине Леонардо, приоткрывали окно в мир его авантюр и научных экспериментов, повествование расширялось, охватывая его мысли, личные отношения и анекдоты, выдуманные да Винчи или пережитые им на самом деле.
Картины Леонардо служат отправным и конечным пунктом его разнообразных рискованных исследований. Любое из полотен подтверждает его открытия. Каждое из них является этапом на пути изучения им вселенной и человека. «Тайная Вечеря», «Джоконда» или «Дама с горностаем», даже если взять только самые известные картины да Винчи, неотделимы от других его трудов, включая работы по механике, анатомии и натурфилософии. Некоторые даже подозревают, что в какие-то моменты жизни Леонардо живопись становилась для него чуть ли не случайным занятием, за которое он брался ради заработка. Случалось, что он подолгу не прикасался к кисти: в это время он полностью погружался в изучение атмосферных явлений, функционирования человеческого организма или движения воды. В последние годы жизни он гораздо больше времени посвящал научным идеям, чем живописи и настенным росписям.
Пристальное наблюдение за природой, страстно увлекавшей его с детства, привело к тому, что созданные им пейзажи настолько насыщены деталями, что напоминают фотографические снимки и
