Павел Огурцов - Конспект

– Дальше тоже есть огромные пустыри и редкая застройка... Ах, да, это – в самом центре.

– Вот то-то! В центре может быть только многоэтажная застройка. События будут развиваться так. После освоения этой свободной площадки, малоэтажное и усадебное строительство неизбежно уйдут в другие районы – там свободных территорий хватает. Вы будете вести многоэтажное строительство сначала в кварталах по проспекту Ленина, а потом, когда ваши строительные организации окрепнут, и на всей территории. Несмотря, – она взглянула на Ярославского, – на принятое соотношение этажности. Это я вам не в упрек.

– Дело в том, – сказал Ярославский, – что это соотношение обязательно только при разработке генеральных планов. А в жизни оно зависит от возможностей строительных организаций. Многоэтажная застройка – самая экономная, никто возражать не станет.

– Генеральный план придется откорректировать, – сказала Дмитриевская. – Ну и что? Откорректируем. А может быть... Вот утвердим схему, начнем генеральный план, может быть, к тому времени и удастся решить его нормально. А если не осилите увеличение многоэтажного строительства, значит, застройка Вознесенки останется, как вы говорите, на потом. Так что, Павел Андреевич, спите спокойно, разбазаривания территории не произойдет, вот только здесь. Но без каких-то жертв ничего у нас не бывает.

– Все это хорошо, но вопреки вашей же схеме. Какая нелепость!

– Как нелепость? Почему нелепость? – воскликнул Кривобоков. Мы молчали. – Почему вся схема – нелепость? Вполне разумная схема, не вижу ничего нелепого.

– Потому нелепость, Николай Андреевич, – сказал я, – что Вознесенка загазовывалась заводами, и будет загазовываться.

– Как загазовываться? Почему загазовываться? Ведь заводы далеко!

– Посмотрите на розу ветров, спросите у местных жителей или в санитарной инспекции.

– Вот так клюква! – Кривобоков встал и почесал затылок. – А вы не пробовали решить схему как-нибудь иначе?

– Пробовали, – сказала Дмитриевская. – Ваши товарищи знают.

– Извините, мне надо быть в облисполкоме. Как вы устроились?

– Спасибо, вполне прилично. Как и в прошлый раз.

– Лидия Николаевна, Евгений Георгиевич просил вас посетить его вместе со схемой генерального плана. Не знаю – успею ли я вернуться. Павел Андреевич, может быть, вы проводите Лидию Николаевну к Евстафьеву?

– А не пойти ли нам сейчас? – спросила Лидия Николаевна, когда Кривобоков ушел. – Если вы не очень заняты.

Вышли втроем, Дмитриевская, узнав, что Евстафьев живет близко, предложила посидеть в сквере.

– Еще успеем. Так что же у вас случилось? Почему уехал Сабуров? Давно? – Рассказал. Она остановилась. – Господи, какая нелепость! Боже мой, Боже мой!.. Не могу привыкнуть ко всем этим нелепостям, а ведь все время на них натыкаешься.

– Нелепости – распространенное явление, – сказал Ярославский. – Не представляю, что будет дальше, до чего мы дойдем.

– Англичане говорят: если дело дошло до самого худшего, значит, – оно повернуло к лучшему, – сказала Дмитриевская. – Вопрос в том, дошло ли уже до самого худшего? Боюсь, что нет.

Она направилась к скамье, на которой мы с Сабуровым простились, но я повел их к другой:

– Здесь больше тени. А как погорел правобережный вариант?

– Рядом с вами сидит гонец, который принес эту черную весть.

– Которого почему-то не убили, как это делали в старину, – сказал Ярославский. – Мы работали еще в Харькове. Я поехал в Госплан согласовывать расчеты, и Лидия Николаевна попросила меня зайти к Головко по этому деликатному вопросу. Я представился, сказал, что зашел по поручению Дмитриевской узнать, нет ли для нее каких-нибудь новостей. Он попросил меня присесть, что-то написал, вложил в конверт, заклеил и отдал мне. На конверте было написано: «Лидии Николаевне. В собственные руки». Он сказал: «Пожалуйста, только ей. И больше никому». Ну, а теперь вы, Лидия Николаевна.

– В конверте была записка: «Второй вариант отклонен со ссылкой на Москву. Эту записку, пожалуйста, уничтожьте». Вот и все. Хоть головой об стенку. Ну, а откуда взялся Евстафьев и что он собой представляет? Признаюсь, после Сабурова к любому его преемнику я отношусь предвзято.

– Взялся из Баку. Его пригласил Сабуров, так же, как и Кривобокова. На очереди и другие приглашенные. Евстафьев приехал еще при Сабурове. Он работал в архитектурно-планировочном управлении, преподавал на архитектурном факультете и занимался экспертизой проектов. Старше Сабурова и опытнее. Что он собой представляет как проектировщик, не знаю, но в архитектуре разбирается хорошо и дело ведет толково. Только у меня такое впечатление, что в душе он холоден, ничего в работе его не волнует, и драться он ни за какую идею, или против, не будет.

– Да они теперь, наверное, все такие, – сказал Ярославский. – Лидия Николаевна, помните Кировоград? Сабуров – приятное исключение. Очень милый человек. Очень жаль, что так получилось.

– Ну что, пошли? К человеку с холодной душой, – сказала Дмитриевская и обратилась к Ярославскому. – А что вы собираетесь делать?

– Отдохнуть с дороги. После обеда только и делаю, что борюсь со сном.

– Лучший способ отделаться от искушения – поддаться ему.

Ярославский повернул к дому приезжих, и Лидия Николаевна сказала:

– Знаете, что меня покоробило? Приглашение Евстафьева. Нет, не само приглашение, он болен, и приглашение естественно. А то, что он пригласил меня одну. Мы работаем вдвоем, приехали вдвоем, и он это знает. Да может я и не на все вопросы смогу ответить. Старик, конечно, и виду не подал – привык уже к нашему хамству. А у меня такое чувство, будто и я в этом виновата.

– Лидия Николаевна! Такт не присущ Евстафьеву.

– Имели случай убедиться?

– Имел.

– Знаете, о чем я вас попрошу? Пойдемте к Евстафьеву вместе.

Посещение Евстафьева помню очень смутно. У него было что-то с желудком, и раза два он, извинившись, выходил из дому. Он не спросил ничего о втором варианте и принял, как должное, и перспективную численность населения, и разношерстную застройку Вознесенки. Когда вышли, Дмитриевская огляделась вокруг и спросила:

– А где же вход во двор?

– За углом. Лидия Николаевна, а с Головко приходится встречаться?

– Да. Он интересуется нашими работами и у нас бывает. Между прочим, он тоже считает: воленс-ноленс, а почти вся Вознесенка будет застроена многоэтажными домами... Павел Андреевич, отгадайте загадку: посредине аптека, а кругом областной архитектор бегает.

Мы ждали ребенка. Лену звала к себе Тина Федоровна, одиноко жившая в глубинке – муж пропал без вести, детей нет. Она – учительница в малюсенькой начальной школе, построенной еще земством, в которой, как тогда полагалось, была жилая комната учителя. Рядом – бывшая земская, теперь – районная больница с родильным отделением. У нас – ни кола, ни двора, никого близких, я – на работе, и, поколебавшись, мы приняли приглашение Тины Федоровны. Уже отменен запрет на отпуска и разрешено свободное передвижение. Правда, пассажирских поездов мало, они перегружены, билеты – проблема, но после войны это кажется чуть ли не комфортом.