Ян Карский - Я свидетельствую перед миром

Наверно, у меня был озадаченный и растерянный вид, потому что мальчик выдернул ладошку и стал успокаивающе гладить меня по голове. А пани Новак, по-прежнему улыбаясь, сказала:

— Не надо опасаться. Не беспокойтесь, Зигмусь не проговорится. Он почти всегда рядом со мной и, главное, никогда не выдаст нас глупой болтовней. В войну дети быстро взрослеют.

Я молчал.

— Вы должны остаться, — продолжала она. — Это облегчает мою совесть. Укрывая вас, я чувствую, что хоть что-то делаю для Польши. Немного, но это все, что я могу. И я благодарна вам за то, что вы даете мне такую возможность.

Я встал:

— Спасибо вам обоим за доброту и сердечность. Знайте, что здесь, у вас, я чувствую себя как дома, как в родной семье.

Глава VII

Боевое крещение

Когда руководство сочло, что я достаточно ознакомился с методами и правилами подпольной работы, мне дали первое задание. Я отправлялся в Познань, причем с меня взяли клятву, что я никогда не разглашу деталей этой миссии. В общих же чертах дело заключалось в следующем: я должен был встретиться с одним участником Сопротивления — до войны высокопоставленным государственным чиновником — и вместе с ним изучить, каковы шансы вовлечь в нашу борьбу его бывших подчиненных. По роду деятельности у него, как и у его сотрудников, имелись обширные связи среди немцев. Для Сопротивления эти связи и все, что он знал, представлялось чрезвычайно важным.

Повод для поездки придумали отличный. Дочь человека, к которому я ехал, назвалась моей невестой. Познань относилась к той части Польши, которая была присоединена к Третьему рейху. Жители этих областей имели право ходатайствовать о получении немецкого гражданства[45]. С ведома Сопротивления моя «невеста» воспользовалась этой привилегией, кроме того, она носила немецкую фамилию, что тоже было благоприятным обстоятельством. Подобную фамилию в интересах дела взял и я. Она испросила для меня в гестапо разрешение приехать к ней, объяснив, что ей не терпится помочь мне «осознать свое немецкое происхождение и почувствовать немецкую кровь». Разрешение выдали очень быстро, так что выполнить первое задание мне было легко — немцы сами этому поспособствовали.

До Познани я добрался без всяких затруднений. Этот город, один из древнейших в Польше, я хорошо знал еще до войны. Он расположен примерно в трехстах километрах к западу от Варшавы, и многие считают, что именно тут сложилась польская нация в те далекие времена, когда наша страна была сильной европейской монархией. Местное население — чистокровные поляки; на протяжении пятисот лет они успешно противостояли попыткам насильственной германизации. Одну из них предпринял Фридрих Великий: он отправлял молодых поляков в Германию и заставлял их служить в драгунских полках прусской армии. Фридрих всеми силами старался подчинить эту область немецкому влиянию, насаждал немецкую культуру, но безуспешно.

Позднее Бисмарк проводил сходную политику, лишая польских землевладельцев их имений и превращая в рабов Пруссии. Периодически планы германизации Познани строились и после смерти Бисмарка. Все они провалились. В 1918 году, когда Польша обрела независимость, от немецкого влияния не осталось и следа, и Познань снова превратилась в область, заселенную коренными поляками.

Вот о чем я думал, шагая по познанским улицам. Теперь этот польский город с древними традициями совершенно онемечился. Вывески магазинов и банков, таблички с названиями улиц, надписи на памятниках — только на немецком. На всех углах продаются только немецкие газеты. И слышна повсюду только немецкая речь, часто с акцентом, порой даже нарочитым, но никакой другой язык не допускается.

Как мне рассказали, поляков, которые не пожелали германизироваться, почти из всех районов города просто выселили. Полякам запрещалось появляться на многих улицах, свободно передвигаться они могли только на окраинах. Зато десятки тысяч коммерсантов и «колонистов» приехали заселить этот «исконно немецкий город». На каждом углу развевались гитлеровские флаги, в каждой витрине красовался портрет фюрера.

Меня душил гнев при виде немецких солдат, вразвалочку прогуливающихся по улицам. Попади сюда сейчас самый беспристрастный наблюдатель — он сказал бы, что Познань действительно «чисто немецкий город». Я и сам не мог поверить, что передо мной тот самый город, который я знал до войны, — так сильно он переменился за считаные месяцы.

В целях конспирации мне выдали на время поездки паспорт на имя реально существующего поляка немецкого происхождения; сам он вот уже месяц как уехал в Париж, а его семья скрылась из Варшавы. Все сведения о своей «родне» я выучил наизусть. Итак, меня звали, скажем, Анджей Фогст, и я приехал к Хелене, скажем, Зиберт, которая поручилась за мое поведение в Познани и во всей Германии.

Если бы гестапо задумало проверить личность этого Фогста, разоблачить обман было бы не просто. Такой человек числился прихожанином евангелической церкви и был зарегистрирован по всей форме. В принадлежащей ему квартире жили дальние родственники, которые отлично знали его и получили указания, как вести себя, если вдруг их вызовут на допрос. На этот адрес писала ему и познанская «невеста». Фогст работал в компании по производству парикмахерского оборудования и там же, в парикмахерских, закупал натуральные волосы, дорогой в военное время товар. У него имелись все документы, необходимые для свободного передвижения по всему Генерал-губернаторству[46].

Для полного счастья Фогсту не хватало только самому очутиться в Познани и получить от «невесты» горячие заверения в том, что он немец. Это тоже имело подтверждение, поскольку его дед действительно был немцем, который женился на девице из варшавского буржуазного семейства, а потому совершенно ополячился. Так что моя миссия была тщательнейшим образом подготовлена, чтобы свести риск к нулю. Не какие-нибудь дилетанты работали!

Я прибыл по указанному адресу, где меня ждала «невеста». Прелестная хрупкая темноволосая девушка — трудно было поверить, что передо мной один из лучших и храбрейших бойцов Сопротивления, как мне о ней говорили. Человек, с которым я должен был встретиться и обсудить то, ради чего меня послали, еще не пришел, в ожидании его мы устроились в просторной, обставленной в старинном духе гостиной. Поговорили о том, как я доехал, потом я рассказал ей последние варшавские новости. Она в свою очередь рассказала, что происходит в Познани. Всю интеллигенцию и всех более или менее состоятельных людей из города выгнали. То же самое творилось во всех областях, присоединенных к рейху. Остаться разрешили только тем полякам, которые признали себя немцами или согласились жить на положении неполноценных граждан. Этим последним приходилось терпеть немыслимые унижения. Они были обязаны уступать дорогу и кланяться немцам, им запрещалось ездить в автомобилях, трамваях и даже на велосипедах. Их права не защищались законом, и все их имущество, движимое и недвижимое, было в распоряжении немцев.