Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

На винте моего Бф-109 была вмятина, в течение оставшегося дня винт поменяли, мотор работал как положено, удивительно, что я не испытывал тряску в предыдущем полете. Если бы в результате столкновения с моим самолетом Хеезен погиб или получил травмы, все было бы гораздо серьезней. А так меня не только не наказали, но даже представили к награде за четыре сбитых самолета в один день. Кроме того, фон Хан написал рапорт на имя Гюнтера Лютцова, в котором указал не только просьбу о награждении, но и рекомендовал повысить меня в звании до лейтенанта. Претенденты на награждение Железным Крестом 2-го класса проходили жесткий отбор, но четыре победы за один день, одержанные в первом и втором боевых вылетах, свидетельствовали о моей прекрасной подготовке, в первую очередь – моральной. Чем я не кандидат в офицеры! В рекомендации к представлению указывалось на проявленную храбрость при выполнении боевого задания. Так что охота складывается весьма удачно.

На следующий день в семь часов утра вылетели на свободную охоту в район населенного пункта Владимир-Волынский с целью нанести русской авиации неприемлемые потери. Шли четырьмя парами своей эскадрильи, еще две пары другой эскадрильи пошли на охоту в район Луцка. Со стороны советской территории со вчерашнего дня хорошо заметна дымка, вызванная пылью нашего наступления и гарью подбитой техники русских. Через двенадцать минут патрулирования на высоте трех километров ведущий звена заметил группу бомбардировщиков, идущих со стороны Войницы на высоте менее двух тысяч метров. Мы пропустили их вперед, чтобы занять лучшую позицию от солнца, затем, пикируя сверху, начали атаку. Как и вчера, нам удалось разрушить строй и последовательно сбить почти все машины. Я одержал три очередные победы, расстреляв двухмоторные машины почти в упор. Я даже видел, как экипажи пытались выброситься с парашютами. Парашютистов я не преследовал. На этот раз подоспели русские истребители. Мы одержали тринадцать побед, две наши машины получили повреждения, но вернулись на аэродром. На моем Мессершмитте отказал автомат шага винта, а самое главное – был пробит радиатор, двигатель начал греться и я, регулируя работу винтомоторной группы вручную, со снижением на «малом газу» ушел на аэродром.

Самолет был поставлен на ремонт. Следующий боевой вылет я совершил только в конце июня. В шесть часов утра два звена нашей эскадрильи отправили прикрывать бомбардировщики, следующие бомбить моторизованные силы русских, удерживающих населенный пункт Буск. Над целью мы вступили в бой с большим количеством «крыс», и я одержал очередную победу. Бой вышел затяжной, минут на сорок. На аэродром вернулись на аварийном остатке топлива. Семь наших побед над русскими истребителями обернулись потерей трех Мессершмиттов. Будем надеяться, что летчики, покинувшие самолеты с парашютами или совершившие аварийные посадки на территорию противника, будут скоро освобождены нашими наземными частями, которые вот-вот должны занять Буск и Броды. До пяти русских самолетов были сбиты огнем бомбардировщиков.

30 июня, только рассвело, группу в 5.45 перевели на запад севернее Львова на отбитый у русских аэродром Луцк. Кроме восьми исправных самолетов второй эскадрильи, с нами летел наземный персонал на трех транспортных самолетах. По пути наши летчики умудрились сбить три скоростных «ивана» без собственных потерь.

Вот мы уже и на вражеской территории, впрочем, Луцк стал советским только несколько лет назад.

Пока наземный состав осваивал новый аэродром, буквально через двадцать минут после того, как самолеты были подготовлены к вылетам, три пары подняли по тревоге, дав задание уничтожить железнодорожную станцию Дубно, где занял круговую оборону отряд русских. Это всего в пятидесяти километрах от Луцка. От нашей эскадрильи взлетело три пары. Разделились. Третья пара занималась нашим прикрытием, сбив три истребителя противника. Мы, подойдя к Дубно на высоте три километра, атаковали технику и живую силу русских. Первый раз с начала войны я осторожничал, ведя огонь с достаточно большой высоты. Без потерь вернулись в Луцк.

На следующий день в восемь часов сорок пять минут утра всеми боеспособными самолетами второй эскадрильи вышли на «свободную охоту» над районом между городами Львов и Дубно. На высотах южнее указанных населенных пунктов еще были остатки русских дивизий, и на их поддержку с юго-востока приходили советские истребители. Ведущий сообщил, что видит противника, я отошел в сторону, заняв позицию, удобную для прикрытия, внимательно осматривая переднюю полусферу. «Дичи» пока не было. Заметив неприятеля, ведущий агрессивно пошел на схватку. Видя, что ему никто не угрожает, я вступил в бой и жестоко просчитался. В какой-то момент мой самолет получил сильный удар, похожий на стук крупных градин о железо. Из двигателя вырвалось пламя. Я выключил мотор и попытался сбить огонь скольжением, это не помогло. Пламя все больше охватывало самолет, перейдя в кабину и обжигая открытые участки тела. На раздумье времени не оставалось. Я сбросил фонарь и, превозмогая жгучую боль, перекинулся через срез кабины.

– Только был бы цел парашют, – подумал я, через мгновения ощутив рывок раскрывающегося купола. Сбившего меня русского я не видел. Приземлился я в окружении солдат наших частей. Правая рука обгорела, болело лицо, пострадала одежда. Меня осмотрел ротный санитар, оказавший первую помощь, а затем, поскольку Луцк был недалеко, выделив автомобиль, отправили в группу. Правая рука и часть лица были обожжены, но раны оказались неглубокие, и от госпитализации я отказался. Полковой врач заверил, что со временем кожа должна зажить, но некоторые шрамы могут остаться на всю жизнь. Я старался меньше смотреть в зеркало, но боль, а также забинтованная рука постоянно напоминали мне о случившемся. Не то чтобы я страшно переживал за свою в одночасье испорченную внешность, шрамы только украшают мужчину. Меня больше беспокоил сам факт моего внезапного «проигрыша». Я начал осознавать, что «охота» наша совсем не на уток, а скорее, на кабана или медведя, и «зверь» вполне способен дать сдачу или убить. Одно роковое мгновение способно изменить жизнь до неузнаваемости. Все гораздо серьезней, чем мы сами себе внушили накануне 22 июня 1941 года.

Я рвался в бой посчитаться с противником и наотрез отказывался от госпитализации, впрочем, врач настоял на некотором реабилитационном периоде. Также командир эскадры представил меня к награждению Железным Крестом 1-го класса, хотя я еще не получил и первый орден.

В последнем бою наши истребители одержали четыре победы, единственным потерянным Мессершмиттом оказался мой Бф-109Ф. Общий итог деятельности истребительной эскадры за начальный период боевых действий. пятьдесят одна победа при потере пятнадцати самолетов, в том числе из-за аварий, мы также успели нанести определенный урон наземным войскам русских. Группа выполнила поставленные задачи, и, пока наземные войска продвигаются вглубь территории противника, Люфтваффе безраздельно господствует в воздухе.