Ирвинг Стоун - Происхождение
– С удовольствием сделаю все, что смогу, – уверил его Чарлз. – Моим заботам уже поручили юного Мастерса. Я буду брать их обоих с собой на берег, чтобы они учились естествознанию.
Видавшее виды лицо капитана озарилось благодарной отеческой улыбкой.
– Спасибо, мой дорогой Дарвин. В свою очередь, пока "Бигль" стоит здесь на якоре, позвольте мне поделиться с вами некоторыми из моих метеорологических наблюдений. Я научу вас, как пользоваться инструментами, чтобы предсказать надвигающийся "вилли-во" ["Вилли-во" – шквальный ветер в Магеллановом проливе, – Прим. пер.] или ураган, шторм или водяной смерч; как записывать барометрическое давление, точку росы, силу ветра, количество выпадающих осадков…
До сих пор кумирами Чарлза всегда оставались ученые. Профессора Генсло, Седжвик… Их вклад в ботанику и геологию позволил сделать эти науки точными. Сейчас судьба свела его с людьми иного рода изобретателями-практиками, инженерами. Первым из них был Вильям Гаррис по прозвищу "Гром и молния", сорокалетний уроженец Плимута, который закончил медицинское отделение Эдинбургского университета, служил полицейским врачом, а затем вернулся домой, чтобы вести врачебную практику. Женившись в возрасте тридцати трех лет, он забросил медицину. Все свое время он посвящал решению вопросов приспособления электричества к многочисленным практическим потребностям; его перу принадлежал уже ряд статей по электричеству, напечатанных в ученых журналах. Чарлз познакомился с ним за обедом в таверне "Фонтан" и сразу же заразился его бьющим через край энтузиазмом.
Сейчас Гаррис занимался установкой системы громоотводов на "Бигле".
– Мистер Гаррис, не будете ли вы добры объяснить мне технику контролирования молний? – попросил его Чарлз.
Глаза Гарриса и его белые зубы ослепительно блеснули.
– Мы не контролируем их, мистер Дарвин. Правильнее будет сказать, мы их заземляем.
– Мне понятно, как вы это делаете на суше. А вот на море?
– Точно так же. Двадцать первого ноября я намерен продемонстрировать свой способ в "Атенеуме", используя вместо грозового облака электрическую машину, вместо моря – корыто с водой, а вместо кораблей – детские игрушки. Моя система состоит из медных пластин, наложенных одна на другую, проходящих сверху через мачты и реи, а снизу соединенных с водой. Преимущество, которое мы получаем, основано на следующем принципе: пройдя по столь большой поверхности, электрический поток оказывается ослабленным до такой степени, что он не оказывает никакого вредного воздействия даже в том случае, если молния попадает прямо в мачту. Система подобных проводников и будет установлена на "Бигле". Уверен, что за три года вам придется услышать и увидеть предостаточно громовых раскатов, слепящих вспышек молнии, но ни одна мачта, ни один матрос не погибнут.
Второго "человека дела" он встретил в "Атенеуме" на лекции. Сэр Джон Ренни, тридцатисемилетний инженер, только что по проектам своего отца завершил возведение нового Лондонского моста. Сэр Джон теперь был занят перестройкой огромного мола, которому надлежало оградить вход в Плимутский пролив от штормовых волн Ла-Манша и Северной Атлантики. В 1812 году под руководством его отца в этом месте начали сбрасывать известняковые глыбы, и уже через год мол можно было видеть над поверхностью воды. Однако шторм 1817 года и ураган 1824-го нанесли сооружению такой урон, что потребовалась новая перестройка. Таким образом, сын снова завершал работу отца как представитель нового поколения, возможно лучше осознавая, что природа куда более искусна в разрушении, чем человек – в созидании.
Настроен он был весьма дружелюбно.
– Завтра утром я буду работать на молу, мистер Дарвин. Если вас подвезут, то присоединяйтесь ко мне, и я покажу вам, какие изменения мы вносим в конструкцию дамбы.
Капитан Фицрой как раз собрался совершить рабочую вылазку на адмиралтейской яхте и пригласил Чарлза "прошвырнуться". Когда после измерения углов дамбы Фицрой возвратился на яхте обратно, Чарлз остался вместе с Ренни на обдуваемых ветром скалах, наблюдая за тем, как рабочие сбрасывают в воду огромные куски известняка из Орестонских каменоломен.
– Первая наша ошибка, – пояснил сэр Джон, – заключалась в постройке дамбы под прямым углом. Вскоре мы поняли, что не следует давать морю возможность обрушиваться на какую бы то ни было перпендикулярную поверхность. Если оно в сердитом настроении, то может спокойно швыряться глыбами весом в тонну так, словно это всего лишь галька. Новый мол сумеет перехитрить даже самый сильный шторм. Мы строим его как покатую крышу дома. Вода будет ниспадать с него каскадом.
Чарлз взглянул на бурлящую у их ног воду и врезающиеся в море известковые уступы насыпи.
– Вы напоминаете мне Гарриса по прозвищу "Гром и молния", – воскликнул он. – Оба вы стремитесь доказать, что мозг человека может одолеть силы природы.
– Одно слово предостережения, мистер Дарвин. К несчастью, неверно, что мозг человека в состоянии управлять всеми силами природы. Есть то, чего он никогда не сможет ни превзойти, ни подчинить себе.
– Что же именно, сэр Джон?
– Сам человеческий мозг.
…Барометры предсказали верно. Не прошло и часу, как солнце исчезло и с Атлантики подул резкий юго-западный Еетер, приковав корабль к якорной стоянке в гавани. Вскоре с моря надвинулась тяжелая пелена проливного дождя. Как только похолодало, он тут же превратился сперва в мокрый снег, а затем в град. "Бигль" подпрыгивал на волнах, как пробка. Еще ни разу в жизни Дарвин не испытывал такого всепроникающего холода. Шторм продолжался несколько дней. Чарлзом попеременно овладевали то морская болезнь, то тоска по дому, то отчаяние при мысли, что им никогда не выйти из гавани.
2 декабря после полудня, когда он полулежал, вытянувшись в кресле в гостиной у себя дома возле Кларенских бань, куда он вернулся, чтобы отдохнуть после качки на судне, с "Трактатом по теории Земли" Кювье в руках, кто-то забарабанил в дверь. Открыв ее, Чарлз увидел на пороге своего брата Эразма с дорожной сумкой в руке.
– Привет, Чарли. Сюзан сообщила мне твой адрес, и я приехал, чтобы повидаться с тобой.
От удивления у Чарлза отвисла нижняя челюсть и округлились глаза. Эразм превосходно выглядел: лицо его, и без того смуглое, покрывал загар. Волосы на темени заметно поредели, зато на висках торчали пучками, напоминая крылья птицы. Взгляд его глаз, темных и привлекательных, казался отрешенным. Одежда на нем была дорогой, но не крикливой: шерстяной пиджак с широкими лацканами, жилетка, белый воротничок и тонкая шелковая рубашка с черным галстуком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});