Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Не удовлетворенный «общепринятыми устарелыми понятиями», Рыкачев неоднократно опровергал «шаблонные представления о полной противоположности между разноименными школами и о полной однородности внутри каждой отдельной школы». «В действительности, – разъяснял он, – в одной и той же школе и даже у одних и тех же писателей можно найти соединение теорий, которые потом, приняв другие формы, столкнутся как непримиримые враги». Рыкачев был убежден в том, что «одни и те же слова, даже одни и те же теории, имеют весьма различное значение в устах у разных людей»: «При желании, путем отдельных цитат можно и Ад. Смита представить социалистом…»
В самом начале первого десятилетия XX века А.М. Рыкачев представил на суд читающей публике многоаспектную концепцию тенденций мирового развития, а также собственное видение путей решения российских проблем. В основу его представлений легли впечатления от научных и общественных дискуссий как в России, так и за рубежом, а также личные наблюдения и исследования.
Главная тема, неизменно волновавшая Рыкачева и «пронизывающая» практически все его публикации, – это сущность и перспективы развития капитализма. Убежденный в закономерности и неизбежности капитализма, он полагал, что дальнейшее преобразование общества должно совершаться постепенно, органически, при содействии науки. Собственным вкладом Рыкачева в этот процесс стало фундаментальное исследование «Деньги и денежная власть. Опыт теоретического истолкования и оправдания капитализма. Часть первая. Деньги» (СПб., 1910), по сути, главное дело его жизни.
В центре внимания ученого находятся две проблемы: i) «Деньги сами по себе как общая форма экономической зависимости личности от целого в капитализме»; 2) «Денежная власть как новая форма организации власти, сложившаяся в денежном хозяйстве» (вторая часть научного проекта Рыкачева не была реализована). Несмотря на противоречивые отзывы, монография получила одобрение ряда авторитетных представителей научного мира и общественного движения (Г.В. Плеханова, Я.М. Магазинера и др.). Но, пожалуй, самой высокой оценки удостоил труд Рыкачева П.Б. Струве, охарактеризовавший книгу как «произведение зрелой и самобытной мысли, интересное не только для экономиста-теоретика, но и для социолога и философа». По мнению Струве, вклад Рыкачева в развитие мировой экономической мысли был вполне сопоставим с достижениями Г. Зиммеля, автора «Философии денег».
В своих теоретических рассуждениях о капитализме Рыкачев исходил из «неоспоримого факта» – «прочно укоренившегося в народных массах чувства вражды к существующим хозяйственным условиям». Отдавая должное «народному недовольству» как «великой исторической силе», под охраной которой «всюду были заложены первые зачатки демократии и демократической культуры», Рыкачев утверждал, что «только под защитой неустанно клокочущего народного недовольства, вызываемого экономическими причинами, возможно в России в ближайшее время развитие свободы и культуры». Однако, по словам ученого, «эта великая сила, как бы она ни казалась священной, требует к себе критического отношения», поскольку «недовольные капитализмом народные массы стоят далеко от капитализма и плохо знают его… Они способны глухо реагировать, протестовать, сознавать себя жертвой, но не поспевают за развитием знаний, техники, новых форм жизни и мысли».
Рыкачев отмечал позитивную тенденцию – постепенную замену в народном сознании «старых формул» новыми. Он считал, что «этот болезненный процесс требует помощи научной мысли, научной критики», которая объективно «получает характер некоторой апологии капитализма». При этом ученый подчеркивал, что его «оправдание капитализма» не является «оправданием эксплуатации и эксплуататоров… нищеты и современного экономического рабства», а свидетельствует лишь о превосходстве «живой действительности» над «омертвевшими и мертвящими формулами»: «Новая теория должна дать оправдание в смысле объяснения, – она должна вскрыть внутреннюю связь между положительными и отрицательными сторонами господствующей экономической системы, вскрыть животворящие силы, заключающиеся в самой сущности капитализма и обещающие человечеству освобождение от современных противоречий…»
Рыкачев был убежден в том, что «вскрытие творческих сил современного культурного капитализма» приобретало на рубеже XIX–XX веков особую актуальность именно для России: «К этой теме толкает все – и интересы науки, и потребности публицистики, и голос народной нужды». Разъясняя сущность предстоящего «великого дела», Рыкачев указывал на то, что «для России оправдание капитализма почти совпадает с оправданием западной культуры»: «Россия полна предрассудков по отношению к западным формам богатства… Романтические утопии народников и социалистов всех типов и толков, снисходительное презрение среднего обывателя к меркантильности англичан и американцев, изуверство черносотенных антисемитов – все это таинственно гармонирует с общим фоном невежества и нищеты и дает картину не только печальную, но и зловещую».
По Рыкачеву, деньги – это не только «душа» и источник могущества капитализма, но и его «оправдание», поскольку они выполняют важнейшую функцию, обеспечивая экономическую свободу как личности, так и общества. В современной хозяйственной системе Рыкачев видел, с одной стороны, «новую форму гарантии свободы личности в организованном целом», а с другой – средство, позволяющее «благодаря зависимости личности от общества при системе всеобщего систематического сотрудничества и разделения труда» обеспечить «блестящие развитие производительных сил и рост национального богатства».
Стремясь привлечь внимание к глубинной сути событий, происходивших в мире на рубеже XIX–XX веков, Рыкачев еще задолго до выхода в свет своей книги обращал внимание на то, что «под видом борьбы материальных интересов происходит темная, глухая, не освещенная сознанием и критикой борьба идеальных целей и выработка социальных идеалов». В этих словах Рыкачева, по сути, содержался ответ на коренной вопрос дискуссий того времени об источнике «противоречий современного экономического строя и современной экономической науки», а также обоснование необходимости постановки во главу угла проблемы духовных оснований капитализма. Рыкачев разделял тревогу, в частности, высоко ценимого им Л.Н. Толстого, а также английского писателя и историка Дж. Рёскина по поводу того, что устройство хозяйственной жизни на капиталистических принципах несет угрозу таким «духовным, нематериальным благам», как «власть, вера, творчество».
Выступив в защиту подобного рода «идеалистов», Рыкачев утверждал, что «действительность – не то, за что она нам себя выдает»: «Эмпирику кажется, что идеализм только отрицает действительность. Но идеализм, отрицая кажущуюся действительность, открывает под ее покровом иную, более сильную действительность». Разъясняя смысл этой «глубинной реальности», Рыкачев обращал внимание на то, что на самом деле «капитализм не может уничтожить ни власти, ни веры, ни творчества»: «Он искажает действие этих сил, но не освобождается от них. В царстве капитализма силы эти только принимают обманчивую и противоречивую оболочку: вместо ответственной власти сильных над слабыми является безответственная власть богатых над бедными; вместо добровольного подчинения тайне жизни является суеверное поклонение таинственной силе числа и меры, слепая вера в „точное^ знание; вместо творческого труда является мнимо чудодейственная производительность машин».
В отличие от многочисленных критиков Рёскина, убежденного в том, что «власть должна быть самоотверженной, а неравенство – справедливым», Рыкачев не считал донкихотством и не видел «признаков галлюцинации или утопии» в призывах английского ученого к тому, «чтобы собственник нес ответственность перед обществом за свое распоряжение
