Дмитрий Оськин - Записки прапорщика

Крыленко спрыгнул со стола и вытер грязным платком вспотевший лоб. К нему подошел Протазанов. Крепко пожал руку, притянул к себе и расцеловал.

* * *

Вечером в мою хату зашли два члена полкового комитета, Васильев и Анисимов.

- Дмитрий Прокофьевич, - заговорил Васильев, - нам надо доклад Крыленко обсудить в комитете.

- Что же, давайте обсудим. А что именно?

- О внутреннем враге. Хоть командир и сказал, что наше дело бороться с внешним врагом, но мы понимаем, что внутренний враг - наиболее опасен. Ведь противник что? Сегодня мы в него стреляем, завтра он в нас. Допустим, мир скоро.

- Не понимаю, товарищ Васильев, откуда у вас такое представление, что у нас с австрийцами скоро мир будет?

- Нельзя, Дмитрий Прокофьевич, не быть миру. Мы теперь сознательные, понимаем: что австриец-мужик, что русский мужик - все одно. И нет нам никакого резона друг с другом воевать. Австриец уйдет к себе на родину и будет жить, как жил доселе. Мы, правда, уходя на родину, жить так, как раньше, не сможем. Нам надо новые порядки заводить, урядников, земских и становых выкуривать. Революция им небось не очень по душе пришлась. А мы свою линию твердо гнуть должны и внутреннего врага сломить.

- Ну, это в тылу, - говорю я.

- А здесь-то, вы думаете, их нет? - продолжал Васильев. - Многие ли из офицеров на нашей стороне? Раз, два - и обчелся. Ведь это бывшие земские начальники, те же пристава, становые. Нужно в оба смотреть за офицерами.

- Тогда, товарищ Васильев, этот вопрос надо обсудить не в полковом комитете, а отдельно, не вмешивая офицеров.

- Ну, что же, давайте обсудим отдельно. Как это сделать?

- А вот как: на этих днях полк уходит на позицию. Полковой комитет будет оставлен при штабе полка, и мы тогда на свободе сможем по этому вопросу потолковать.

- Хорошо, согласны.

Васильев и Анисимов ушли, но через минуту вернулись:

- Слышали еще новость, Дмитрий Прокофьевич?

- Какую?

- Только сейчас телефонограмма получена, что послезавтра назначено собрание офицеров и представителей от рот при штабе дивизии. Туда приезжают члены Государственной думы для разъяснения текущего момента.

- Кто именно, вы не знаете?

- Нет, об этом ничего не сказано. Вы пойдете?

- К сожалению, не могу, я должен ехать в обоз к Максимову, чтобы условиться о получении вещей для моей команды. А послушать хотелось бы.

- Я вам расскажу, что они говорить будут...

Приехал в обоз к Максимову. После делового разговора Максимов пригласил обедать. За обедом было много народа - Пасха.

К концу обеда появился командир нестроевой роты Мокеев в сопровождении своего шурина, солдата Рожнова, который до призыва в армию имел в Туле крупную торговлю.

- Говорят, вчера какой-то социал-демократ большую речь держал на митинге? - обратился ко мне Рожнов. Я передал вкратце содержание речи Крыленко.

- Ну, это социал-демократические утопии. Жизни они не знают. Напрасно хвастунишку Керенского в правительство пустили.

- Чем хвастунишка? - возмутился я. - Он социал-революционер.

- Хвастунишка он, а не социал-революционер. Болтает черт знает что, ни к селу ни к городу. Истеричные бабенки бегают за ним с букетами, и он возомнил себя чуть ли не спасителем отечества. Настоящая партия, которая может вести дело, - это конституционно-демократическая.

- Конституционно-демократическая? - переспросил я. - Это что - кадеты?

- Да, кадеты. Скоро в Петрограде открывается кадетский съезд, и от решений этого съезда будет зависеть дальнейшее направление политики. Они установят такой же порядок и образ правления, какой существует, например, во Франции. Теперь еще новые появились, - обратился Рожнов к соседу, большевики действовать начинают.

- Что за большевики? - спросил тот.

- Социал-демократы большевики. Ведь социал-демократы делятся на два лагеря, на меньшевиков и большевиков.

- Что же, большевики - это те, которые большинство имеют?

- Нет, они больше требований предъявляют. Требуют введения восьмичасового рабочего дня, немедленное социалистическое правительство. Их газета, "Социал-демократ", уже кричит: "Долой Временное правительство!"

- Я не читал этой газеты. Она на фронт не проникает.

- Из всех социал-демократов только Плеханов на правильной линии стоит, - продолжал Рожнов. - Он говорит: все партии должны объединиться, пока идет война. Надо немцев добить в полном единении с союзниками, а потом переходить к осуществлению внутренних реформ.

- "Сначала успокоение - потом реформы" - так, кажется, Столыпин в шестом году говорил? - шутливо заметил я.

- Конечно, сначала войну кончить, а уж потом... - солидно произнес Рожнов.

Грешный я человек, слаб насчет всяких партий. А надо бы познакомиться.

Смутно представляю себе разницу между социал-революционерами и социал-демократами. Одно мне ясно: социал-революционеры за то, чтобы земля была немедленно от помещиков взята и передана крестьянам, а социал-демократы за то, чтобы установить восьмичасовой рабочий день.

Но вот что такое большевики, надо будет разобраться.

Огромна тяга солдат к чтению. Литературы на фронте никакой нет. Из газет получаем главным образом "Армейский вестник", официальный орган штаба армии, а теперь и армейского комитета. Изредка доходит "Русское слово" и "Киевская мысль". Очень редко, отдельными экземплярами, газета "Вперед". Полковой комитет нарядил специального человека в Москву для покупки литературы и программ различных партий.

Когда я возвратился от Максимова, Ларкин сообщил мне, что уже несколько раз заходили Васильев и Анисимов справляться о моем приезде. Разговор о том, следует ли идти в окопы.

- Вот тебе на! Если мы не пойдем, так кто же пойдет? Значит, наш полк будет лодырничать, а финляндцы сидеть?

- Другие полки не идут, господин поручик, - перешел Ларкин на официальный тон.

- Какие - другие?

- Шестьсот одиннадцатый полк не идет.

- Откуда ты знаешь? Ведь до этого полка верст шестнадцать.

- Солдаты знают, у них связь налажена.

- Расскажи подробнее, что ты знаешь.

- Ничего я не знаю, ваше благородие.

- Во-первых, я не благородие, а во-вторых, что за идиотский тон?

- Простите, господин поручик.

- Опять?..

- Дмитрий Прокофьевич. Наши ребята послали по соседним полкам своих представителей. Пришли и говорят: шестьсот одиннадцатый полк отказался третьего дня на позиции идти.

- Может, командир у них сволочь?

- Если бы не был сволочью, пошли бы... Что там было, Дмитрий Прокофьевич! Два батальона, которым нужно было идти на позицию, построились в полном снаряжении. Поп молебен отслужил, а потом солдаты вдруг открыли стрельбу. Стреляли вверх - острастки ради, но некоторые целились прямо в офицеров. Полковой комитет смещен. Офицеров из комитета по шапке.