История ростовского летчика. Домой сквозь годы - Константин Владимирович Ярошенко
Проделать такой путь, потратить большие деньги, когда каждая копейка на счету, и вернуться ни с чем – обидно. Я сказал Джо, что теперь мне нужна ножовка по металлу. Он попросил деньги и ушел за ножовкой. Вернулся достаточно быстро, минут через двадцать, но сдачу не вернул.
С помощью Алекса и Джо, приподнимавших створки, чтобы был виден металлический прут, мы с трудом, меняя друг друга, по очереди распилили его. Толкнули створки, опрокинули ведро с крепежом и наконец смогли их открыть.
В самолете от большой влаги и жары все покрылось толстым налетом плесени. Было душно, как в бане. Я сразу открыл окна в кабине экипажа, снял верхний аварийный люк, открыл боковые аварийные двери из грузовой кабины. В кабине сопровождения находились судовые документы (бортовой журнал, санитарный журнал), формуляры и паспорта на самолет, двигатели, воздушные винты, стойки шасси, агрегаты, блоки и другие изделия. В грузовой кабине лежали снятое навесное оборудование с двигателей и воздушных винтов, а также письмо экипажу или инженерно-техническому составу, который приедет на самолет, оставленное техниками, производившими работы. Техники оказались порядочными людьми, они позаботились о будущем экипаже, описав все произведенные работы на самолете, все выявленные дефекты. Указали, где что лежит и что сняли. Они даже оставили контактные телефоны тверской компании, которую они представляли, и свои имена (без фамилий).
Я аккуратно сложил и вынес из самолета все находившиеся там документы. Разложил их на солнце возле самолета, чтобы дать им немного просохнуть. Стал производить осмотр самолета. Нашел множественные очаги коррозии. Некоторые лопасти воздушных винтов начали «слоиться». Все сильно потрескалось и требовало замены. Аккумуляторы были сняты. Некоторые контакты штепсельных разъемов радио– и электроаппаратуры были покрыты налетом, что говорило о возможных проблемах с радио– и электрооборудованием. В общем, работ и затрат по самолету предстояло много.
По моим оценкам, приведение самолета в полное летное и техническое состояние возможно было только на авиаремонтном заводе или на сертифицированной технической базе. Разовый технический перелет до технической базы был возможен, но только после проведения трудоемкого восстановительного обслуживания, устранения критических дефектов, замены отказавшего оборудования и т. п. Потребовалось бы не менее 2–3 месяцев. Плюс поиск, покупка, доставка и замена отказавшего оборудования. Я сделал опись всех дефектов, выявленных мною при поверхностном осмотре.
Сделав осмотр, я не стал сразу закрывать самолет, а стал ждать, чтобы как можно лучше проветрить и просушить его, так как не знал, когда я или кто-либо другой из летно-инженерного состава попадет в следующий раз на самолет.
Это может показаться бредом, но для меня самолеты – живые существа. Мне больно видеть, когда бросают самолеты и они тихо гниют. Или когда их режут на металлолом. У каждого самолета, на котором я работал, были имена. Характеры у самолетов разные. Все свои самолеты я хорошо помню. Была «Ласточка» (Ан-32, который разбился в Анголе), был «Пират» (Ан-32), «Тоська» (Ан-24), «Виктория» (Ан-12)… Все самолеты или их документы я освящал, все они имели православные личные иконы.
Я достал из своей пачки сигарету и закурил, тут Джо, как будто «между прочим», предложил мне набитую чем-то свою. Возможно, это была марихуана, а может, и какой-то другой наркотик. Я отказался. Еще находясь в самолете, Алекс и Джо, как самые настоящие мародеры, попытались прихватить с собой калькулятор, дорогостоящий тестер и еще что-то из инструмента и имущества, как будто они были хозяевами самолета. Я с недоумением посмотрел на них и строго сказал положить все на место. Они нехотя выполнили мое требование.
Иной раз они вели себя так, как будто меня вовсе и не было, я не существовал для них. Например, однажды Джо в гостиничном номере взял мой рюкзак Samsonite и сказал: «Какой хороший рюкзак!», да сказал с таким видом, будто бы он не в моем номере, а в магазине бесплатных вещей и может легко его забрать. Примерно так же высказался Набиль по поводу моих часов в первый день прилета в Либерию. Я пошел в ресторан и забыл часы в номере, а он тогда спросил: «А где мои часы, которые я у тебя видел в Киеве?» Вопрос меня удивил. Теперь я понимаю, что все они заранее знали о моей дальнейшей судьбе, готовились к похищению и моих вещей, как шакалы, собирались «раздербанить», присвоить себе, что, собственно говоря, потом и произошло.
Окончив проветривать самолет, я стал закрывать его. Нижний аварийный люк не становился на замки. Втроем, после больших усилий, мы все-таки его закрыли. От напряжения я сорвал себе шею, да так, что не мог повернуть голову. Забрав огромные сумки с документами, мы вышли с территории аэродрома. На проходной военный охранник мне ничего не сказал.
Погрузив сумки с документами в машину, втроем мы вернулись в отель. Там я принял душ, намазал шею согревающей мазью (при поездках в Африку у меня всегда было много медикаментов на любые случаи жизни), замотал ее полотенцем и включил кондиционер на постоянное охлаждение, затем разложил документы для просушки. Приготовил дезинфицирующий водяной раствор и стал аккуратно протирать и удалять плесень, раскладывая обработанные документы на полу. Плесени на документах было много, и я позвал на помощь уборщика из отеля, который мне очень помог. Я заплатил ему за помощь несколько местных долларов. Весь пол в комнате был застлан просыхающими документами.
На следующий день я позвонил Пэдди Маккею и сообщил ему об удручающей ситуации с самолетом и документацией. Отмечу, что без формуляров и без документов самолет – просто груда металла, его невозможно эксплуатировать. Маккею я объяснил, что для решения проблем потребуются огромные финансовые вложения, и речь пойдет о многих сотнях тысяч евро. Я высказал ему претензии по несоответствию реального состояния изначально заявленным данным. На это он ответил, что по возвращении из Африки мы встретимся, обсудим и уладим наши разногласия. Также он сказал, что этот самолет его сильно обременяет и что только я могу решить проблемы. Я
