Людо ван Экхаут - Это было в Дахау.

В тот день мы не услышали команды выходить за супом. Был праздник, и нам разрешили оставаться в боксе, на нарах. Это было великое благо, так как изголодавшиеся люди на улице мерзли невыносимо.

В ясные дни из Дахау можно было видеть вершины Альп. Зима была исключительно суровой, с сильным снегопадом. Снег шел и в тот рождественский день. В последнюю неделю мы перебрались спать в жилой бокс. Барак был настолько забит людьми, что нары поставили даже в жилом боксе. Другу, мне и еще двум товарищам из Лира удалось занять там местечко.

Мы сидели на нашем «третьем этаже», свесив ноги с нар, когда появился староста со своим штабом и остановился посреди бокса, расставив ноги и поигрывая, как обычно, своей дубинкой. Он что-то пробормотал одному из своих подчиненных, и тот распахнул дверь в спальный бокс.

– Требуются десять добровольцев для работы.

Вышли двое. Они еле передвигали ноги. Остальные сидели тихо, избегая смотреть на старосту. Двое добровольцев стояли плечом к плечу, опустив глаза. Они думали о еде, когда согласились работать, но они стыдились своего поступка.

– Еще восемь! – крикнул староста бокса.- Что, тут одни лентяи собрались? Еще восемь добровольцев. Имейте в виду, вам предлагают в первый и последний раз.

Вышли еще двое. Потом трое. После новой порции нотаций в комнате стояли все десять. Вдесятером они держались более уверенно, чем двое первых. Они чувствовали наше презрение, но смотрели с вызовом. На одном из добровольцев не было ботинок, и он стоял босиком.

– Так вы все решили работать на Германию?- спросил староста.

Они утвердительно кивнули, вызывающе посмотрев на нас. «Мы хотим есть»,- говорили их глаза.

– Эй ты,- сказал староста.- Ты же без ботинок.

– Для работы нужны не ноги, а руки. Староста кивнул. Он говорил елейным тоном.

Я еще ни разу не слышал у него такого голоса.

– Вы вызвались работать добровольно. Мы покажем вам, как высоко это ценится в Германии. Немцы – трудолюбивый народ. Германия всегда симпатизировала честным труженикам, которые любят работать. И так как вы вызвались добровольно, то вам не обязательно работать, мы хотим вознаградить вас за ваш поступок.

Солдаты внесли большой котел с едой.

– Это только для вас. Можете есть.

Все десять сразу набросились на еду. Они вели себя, как голодные волки, спешили, чтобы другим не досталось больше, руками лезли в котел; не успев прожевать кусок, хватали новый и вызывающе смотрели на нас.

Мы, разумеется, тоже смотрели. Сидели растерянные и злились на самих себя и на этих обжор. Запах пищи раздражал. Староста бокса был доволен. Заметив, что котел опустел, он приказал принести второй. Его опустошили он сам и его свита.

Нам же на обед не дали ничего.

На следующий день, второй день рождества, староста бокса повторил свой спектакль. Он вошел в сопровождении своих подручных и снова приказал открыть дверь в спальный бокс.

– Нужны тридцать добровольцев для работы. Он был поражен – с нар мгновенно повскакали и бросились к нему, отталкивая друг друга, десятки голодных людей. Около меня сидел товарищ из Лира, и я, чувствуя, как он напрягся, схватил его за куртку.

– Не поддавайся на эту удочку. Разве тебе не ясно, что это какое-то новое издевательство?

– Если я еще раз увижу, как эти парни обжираются, я сойду с ума, – сказал он.

Он вырвался. Я попытался схватить его снова, но он спрыгнул с нар и присоединился к группе «добровольцев». Их было гораздо больше тридцати, наверное, около сотни.

– Порядок,- сказал староста бокса.- Следуйте за мной.

На улице в тот день было очень холодно. Я встретился взглядом с товарищем из Лира, когда «добровольцы» выходили из помещения.

– Он проходит школу Дахау,- заметил Друг.- Будем надеяться, что не слишком дорого за это заплатит.

Расплата оказалась довольно тяжелой. Вечером, когда стемнело, группа вернулась назад. Они несли нескольких совершенно обессилевших товарищей. У нашего лирского знакомого оказались обмороженными руки, ноги и уши. До сих пор они дают себя знать. Он рассказал нам грустную историю.

Их включили в команду по уборке снега. На закрытые блоки немцы не обращали внимания, но на остальной территории лагеря эсэсовцы не терпели и сантиметра снега. Добровольцы из блока № 17 работали вместе с командой снегоуборщиков, но те выглядели не такими изнуренными, они были в носках и в рукавицах. Лопатами они сгребали снег в огромные кучи, а оттуда перетаскивали и сбрасывали в канал, пролегавший вдоль западной границы лагеря. Для этого использовались тележки, в которые впрягались заключенные.

Добровольцам из блока № 17 было приказано накладывать снег голыми руками на широкие доски, утрамбовывать его и вчетвером переносить эти тяжелые глыбы на досках, подняв их на плечи. И при этом их беспрерывно подгоняли: «Быстрее, быстрее, проклятые лентяи!» На них сыпались удары кнутов и пинки, гуляла по спинам резиновая дубинка, вовсю работали кулаки. Через час все выдохлись, через два группа имела жалкий вид. Эсэсовцы только и ждали этого момента, чтобы ускорить темп и поиздеваться над несчастными. «Бегом, проклятая банда лентяев!» Если один из четверых носильщиков падал – доска переворачивалась и глыбы утрамбованного снега сползали. Подскакивал эсэсовец и наказывал не только того, кто упал, но и всех остальных – за то, что не удержали груз. И тогда трое носильщиков ругали упавшего, плача от усталости и боли. Уничтожение чувства солидарности и товарищества являлось целью эсэсовской системы.

Руки, уши, ноги мерзли, а тело покрывалось потом от напряжения. Бесконечные часы непрерывного бега и тяжелого труда довели людей до полного изнеможения.

– Эсэсовцы снова вернулись к своей первоначальной системе, – сказал Друг, закутывая несчастного товарища из Лира в одеяла. – Вначале они заставляли заключенных делать бесполезную работу. Давали тяжелые, но бессмысленные задания. Главное – изнурить людей и сделать их посмешищем. Им важно было сломить нас физически и морально. Поэтому люди заменяли инструменты, животных, технику. Заключенных, например, заставляли голыми руками ломать камень в каменоломне.

Потом эсэсовцы вдруг решили более целесообразно использовать труд заключенных. Это случилось, когда дела у немцев на фронте пошли хуже. В 1942 и 1943 годах пленных стали направлять для работы в промышленность. Кажется, охранникам-эсэсовцам было запрещено издеваться над заключенными на работе, но они не считались с этим. И теперь, когда близится поражение Германии, они снова вернулись к старым методам. Тогда они заставляли голыми руками копать картофель на полях, теперь приказывают голыми руками убирать снег. Тогда заключенные толкали тележки с камнем из каменоломни, теперь людей впрягают в каток, заставляют тянуть «мор-экспресс».