Анатолий Черняев - Совместный исход. 1975

Вчера вечером, когда мы с Загладиным проводили главную редакционную комиссию по II тому «Истории и теории международного рабочего движения», нам положили на стол записку: «Пономарев едет с Политбюро, просит задержаться всех замов». Уже в девятом часу мы были у Б.Н. Без подготовки он заявил нам: «Политбюро решило конференцию до съезда не проводить».

31 октября 75 г.

Решение ПБ было вызвано отнюдь не политическими соображениями (вроде тех, какие я излагал, сомневаясь в нужности этой конференции). Просто Брежнев понял, что ему не вытянуть «все это». На ПБ, как рассказывал Б.Н., понимали (и не скрывали), что зашли слишком далеко. Но, мол, ничего не поделаешь! Он пытался оправдываться: зачем же, мол, не сказали, не намекнули о такой «возможности» до берлинской Рабочей группы? Я бы тогда и дело повел соответственно, воспользовался бы капризом ФКП и свалил бы на нее вину. А теперь - как отруливать? И СЕПГ поставили, мол, в очень тяжелое положение. Но его успокоили. Мол, надеемся на ваше (Б.Н. и международников) «мастерство», чтобы выйти из этого без ущерба.

От Б.Н.'а (после того, как он объявил нам решение ПБ и порассуждал о тактике отруливания) мы переместились в кабинет Загладина. Возбужденные. Я наблюдал за Вадимом и Жилиным, которые без оглядки толкали Б.Н. на форсаж конференции и обрабатывали в этом духе и немцев и др. братские партии, - как они сейчас будут вести себя? Ни тени сожаления! Наперебой пустились цинично и с азартом перебирать все, что только приходило в голову, какие аргументы выдвинуть против конференции и как околпачить тех, кого затаскивали на нее, как свалить вину за перенос (а фактически провал) на других.

Б.Н. поручил нам всем обдумать и изложить на бумаге и тактику, и аргументацию. Поскольку я знал обо всем этом раньше их, я на утро быстро написал страниц пять - политическую мотивировку нецелесообразности конференции и как, примерно, донести это тем или иным партиям.

В пятницу Б.Н. принимал Малова, но ничего ему не сказал. Но тот почувствовал «потерю интереса». Позвонил в Берлин. Аксен по телефону напросился приехать в Москву немедленно. И в воскресенье он был здесь, встречался с Пономаревым и Катушевым. Б.Н. ему откровенно все выложил. Тот был расстроен. Рыпался, пытался что-то «доказывать». Но потом спохватился и сказал: «Раз Политбюро КПСС решило, интернациональный долг состоит в том, чтобы выполнять».

Сам Пономарев, перепоручив все это, переключился на наш новоогаревский международный раздел Отчетного доклада. Брежнев его попросил сделать замечания (хотя о том же его просил Суслов и текст он имел с начала месяца, но до брежневской записки он ничего не делал). Раздел ему не понравился.

1 ноября 75 г.

Все, - говорит Б.Н., - приземлено и все общеизвестно. Он считает, что невозможно отступить от «традиции наших съездов», - начинать надо с картины мира, соотношения мировых сил, отступления империализма и наступления социализма. Кризис дан «бледно» (вспомните, как Сталин на XVI съезде.. Правда, это Варга ему готовил.). Надо острее написать о потрясениях, о безработице, об инфляции и дать на фоне нашего «неуклонного подъема», наших успехов. Это выгодно нам сейчас преподнести - у нас нет кризисов, безработицы, инфляции. Компартии ждут от нас этого. Массы ждут. А «общеизвестно» потому, с его точки зрения, что в тексте подробно говорится о том, как складывались отношения с США, с ФРГ, Францией и т.д. (Он прав в том смысле, что там измельчено под давлением мидовского варианта, который прислал нам в Ново-Огарево сам Брежнев). Однако, что нового он, Б.Н., предлагает? Оказывается, сказать, что «природа империализма не изменилась», что он усиливает гонку вооружений, чтоб подорвать разрядку, что «мирное сосуществование не означает классового status quo», что надо усилить борьбу против империализма и т. п.

В этом духе он написал замечания (показывал их мне) и отправил прямо Брежневу. Правда, в окончательном варианте, несмотря на то, что несколько дней подряд воспитывал меня, что «природа империализма не изменилась», не написал этой формулы. Предложил там Программу мира поставить во главу отчета об успехах и выдвинуть Всемирную конференцию по разоружению, как главную идею, вокруг которой мы будем шуметь дальше в борьбе за мир и разрядку. Это, вроде как, следующая ступень после Хельсинки, т.е. Хельсинки-П.

Я не то что спорил, когда он мне все это говорил, но вяло и упрямо отбивался: чего мы достигнем этой своей классовой наступательностью в традиционном стиле? Ублажим Жоржа Марше? Вряд ли. У него совсем другая сверхзадача - отнюдь не вынудить нас к такой политике, чтобы мы, СССР, выглядели более революционно, а настолько дистанцироваться от КПСС, чтобы стереть всякую возможность связывать его с «приказами Москвы». Ему не дают спать лавры Каррильо и Берлингуэра в этом плане. Поэтому он ищет любого предлога, чтобы оскорбить и спровоцировать нас на скандал, на отмежевание от ФКП.

От Марше мы все равно ничего не получили. Да, мы понравимся (если поступим по Вашему) нашим верным друзьям - ГКП, Синисало, датчанам, австрийцам, люксембуржцам и, конечно, Гесу Холлу. Но в реальной политике они ни у себя дома, ни на международной арене ничего ведь не значат.

Однако, «классовое ужесточение», пусть даже словесное (но - с такой трибуны) может серьезно повредить генеральному направлению нашего внешнеполитического наступления - по линии мира и экономического сотрудничества. А это вещи реальные и с точки зрения возможностей хотя бы поубавить бремя гонки вооружений, и с точки зрения необходимых нам экономических связей с внешним миром.

Так что здесь надо выбирать между пропагандой (кстати, плохой и неэффективной) и политикой.

То же самое в отношении их кризиса. Да, они сами признают, что он очень глубокий. Может быть и в самом деле, относительно (по своим глубинным законам) он много сильнее кризиса 1929-33 годов. Но в отличие от того, что было тогда, капитализм неплохо справляется с ним. Тогда он был совершенно не подготовлен к удару. А сейчас в его распоряжении не только неизмеримо большее богатство и экономические ресурсы, не только отсутствие таких противоречий, которые тогда вели к войне между державами, но и международные механизмы, и психологическая готовность справиться с «этим вызовом», как они говорят. В самом деле, такой острый и длительный кризис привел к сокращению реального жизненного уровня всего на 1-2 %, да и то в некоторых странах. Но разве это можно сравнить с социальным опустошением 30-х годов?!

Б. Н. меня прервал заявлением: вы в плену наших либеральствующих ученых и западных пропагандистов. Вон какая инфляция: 16, 25, 34 %! А какие массовые забастовки!

Хорошо, - говорю я, - ведь этими забастовками рабочие вырывают повышение зарплаты сразу на 30-50 %. Этого тоже никогда не бывало. Безработица - да. Никто, кстати, и не говорит, что кризис - это благо для народа. Но ведь в некоторых секторах безработные получают больше, чем консультанты в ЦК КПСС...