Анатолий Черняев - Совместный исход. 1976

А. Черняев Проект.

Советская политика 1972-1991 гг.- взгляд изнутри

1976 год.

1976 год.

1 января 76 г.

Три дня прокрутился на работе. Б.Н. Расспрашивал о Завидове. Обеспокоен. отношением Брежнева к своим коллегам. Мы с Карэном рассказали ему, что Леонид Ильич особо отличает и приподнимает сейчас Суслова, к которому, как я помню по прежним визитам в Завидово, он относился иронически, насмешливо (за скучные тексты, за постную ортодоксию, за то, что он любит кефир и не прикасается к водке, за полное отсутствие чувства юмора и т.д.). Теперь же он называет его в основном «Мишей», беспокоился, как он там на Кубе (Суслов возглавил делегацию вместо предполагавшегося сначала самого Брежнева, на I съезд Кубинской компартии). Не обидел ли его там Кастро за то, что сам Брежнев не смог поехать.

Несколько раз Брежнев обсуждал с нами, не стоит ли поручить Суслову открыть съезд. Он, Брежнев, сам очень бы хотел это сделать - Генеральный Секретарь. Но тогда придется в течение получаса произносить приветствия иностранным гостям, называть труднопроизносимые фамилии... И - «устанешь еще до начала доклада». (Брежнев очень тревожился по поводу того, что болезнь челюсти не позволит ему внятно говорить несколько часов подряд. Он, действительно, утомляется после 25-30 минут говорения и начинается косноязычие).

На одном из таких разговоров Шишлин предложил: пусть Леонид Ильич войдет в зал один. Откроет съезд, проведет выборы президиума и даст слово Суслову для перечисления братских партий. На том Брежнев и порешил, успокоившись и заметив: «Так-то лучше. А то прошлый съезд Подгорный открывал - то же мне партийный деятель!» В другой раз он приложил Подгорного в связи с вопросом о «ликвидации компартий союзных республик и превращении их в республиканские партийные организации». Я, говорит, давно это предлагал. Но против выступил Шелест и его поддержал главным образом Подгорный. Я тогда еще почувствовал что-то не то в его настроении.

Примечателен и такой эпизод. Обсуждали в Завидово международный раздел к докладу Брежнева на XXV съезде. Он вдруг завелся. Вспомнил Хрущева, который, по его словам, оставил такое положение, что начать двигаться к миру стало, наверно, труднее, чем за десять лет до 1964 года. В Карибском деле пошел на глупую авантюру, а потом сам в штаны наложил. «Я не забуду, - говорил Брежнев, - в какой панике Никита то пошлет телеграмму Кеннеди, то «с дороги» требует задержать ее, отозвать. А все почему? Потому что хотел об...ать американцев. Помню на Президиуме ЦК кричал: «Мы в муху попадем ракетой в Вашингтоне!» И этот дурак Фрол Козлов (при Хрущеве фактически второй секретарь ЦК) ему вторил: «Мы держим пистолет у виска американцев!» А что получилось? Позор! И чуть в ядерной войне не оказались. Сколько пришлось потом вытягивать, сколько трудов положить, чтоб поверили, что мы действительно хотим мира. Я искренне хочу мира и ни за что не отступлюсь. Можете мне поверить. Однако не всем эта линия нравится. Не все согласны».

Сидевший напротив Александров заметил на это: «Ну что вы, Леонид Ильич. 250 миллионов в стране - среди них могут быть и несогласные. Стоит ли волноваться по этому поводу?!»

Брежнев ответил: «Ты не крути, Андрюша. Ты ведь знаешь, о чем я говорю. Несогласные не там где-то среди 250 миллионов, а в Кремле. Они не какие-нибудь пропагандисты из обкома, а такие же, как я. Только думают иначе!»

Меня это поразило. Он сказал это в запальчивости, с нажимом, в нашем с Брутенцом присутствии (а с Карэном он был «знаком» всего два дня).

О Косыгине он не может говорить без явного раздражения. Рассказал к слову один случай: Косыгин ездил в Англию. Звонит оттуда Брежневу по простому телефону: «Ты знаешь, Леня, меня принимает сама королева, в старинном замке, который был заколочен много десятилетий, а теперь ради меня его впервые с тех пор открыли ... И пошел, и пошел в этом духе. Я ему говорю: «Алексей, приедешь - расскажешь». И положил трубку. Вот политик!» И с презрением покачал головой.

О Мазурове отозвался как о беспомощном и безруком руководителе. Письмо, говорит, получил от тюменских нефтяников. Жалуются, что нет меховых шапок и варежек, не могут работать на 200 морозе. Вспомнил, что еще когда был секретарем в Молдавии, создал там меховую фабрику. Потом она стала известна на весь Союз. Позвонил в Кишинев: говорят - склады забиты мехами, не знаем, куда девать. Звоню Мазурову, спрашиваю, знает ли он о том, что делается в Тюмени и в Молдавии на эту тему. «Разберусь», говорит. Вот вам и весь общесоюзный деятель!

Теперь о самом Пономареве. Позвонил как-то мне Б.Н. туда. Поговорили. Спрашивает, как «у вас там» оценили доклад Кастро на съезде. Я сказал, что очень высоко и что Брежнев собирается сообщить об этом Кастро через Суслова. На другой день (Б.Н. не мог не подсуетиться) в Завидово приходит бумага от Пономарева: проект письма Суслову, где в частности, предлагается, чтоб он «через кубинских товарищей» поручил кубинским посольствам в Латинской Америке заняться распространением доклада Фиделя в соответствующих странах. (Я то понял это телодвижение Б.Н.'а: у компартий возможностей почти никаких, а своих советских посольств в Латинской Америке у нас раз-два, обчелся!). Но Брежневу этот довод показался смехотворным. Он вспылил: «Он кто, этот Пономарев, академик, кажется? (Оглядел нас с деланным удивлением). Что за глупость! Такой простой вещи сочинить не могут. Что ж я каждую такую бумажку должен редактировать. Наверно, референт ему сочинил, а он подмахнул. И это работа. академик! Х.. знает что! Позови стенографистку. (продиктовал сам письмо Суслову). Вот и все дело. И не надо гонять за 150 километров фельда с такой бумажкой, прошу передать это господину академику!»

Сказано это было с раздражением и презрением. В явном расчете, что до Б.Н.'а дойдет (двое из его отдела - я и Карэн - тут же сидят). Видно было, что прокол с бумажкой - лишь предлог, чтобы громогласно выразить свое давно сложившееся и глубоко неприязненное отношение к Пономареву.

За что он его не любит? Может быть, не может забыть, что Б.Н. «колебнулся» в 1964 году, когда решали смещать Никиту? А может быть (и скорее всего), за книжность, догматизм, занудство. А может быть, и это самое главное - за то, что в изображении буржуазной прессы Пономарев представитель и даже «лидер революционно-классового» направления в Кремле, в отличие от брежневского «пацифистского»?!

История с Капитоновым. После того, как «прошли» международный раздел (и мы уже рассчитывали отчалить оттуда), Брежнев вдруг предложил вызвать вторую бригаду - экономическую. «Вместе, мол, посмотрите, дело-то общее, партийное». 21-го, в понедельник прибыли: Бовин, Цуканов, Иноземцев, Арбатов и Седых (сельхозник, зав. сектором). Прочитали, обсудили сначала без Брежнева. Отнеслись снисходительно, так как задача была трудная: пятилетка из рук вон плохая, а надо говорить что-то вдохновляющее и закладывать оптимизм на будущее. Брежнев после прочтения раздела выслушал Александрова, изложившего наше общее мнение, встал и ушел - ко всеобщему немому смущению. Через полчаса вернулся и заявил: «Категорически не согласен с вашим мнением (об экономическом разделе)». Однако, после этой угрожающей декларации фактически мало что предложил сверх нашего: больше строгости, меньше хвастовства и громких слов, больше критичности и конкретности. Дай Бог, если на этом уровне сохранится текст! Я не верю в это.