Анатолий Черняев - Совместный исход. 1975

Кроме того, в декабре же обещано принять с официальным визитом монгол и алжирцев.

Будто бы Брежнев собирается поехать на съезд на Кубу, это ведь первый съезд кубинской компартии. А оттуда прямиком в Соединенные Штаты. Как это расценит «Борода»? На польский съезд тоже немыслимо Генсеку не поехать.

Куда же втискивать конференцию компартий Европы-то? Тем более, что не Брежнев, не другие в ПБ, кроме Суслова и Б.Н.'а, не понимают толком, зачем она вообще нужна и что даст. Впрочем, Суслов с сегодняшнего дня ложится в больницу на операцию глаз, т.е. месяца на полтора.

Сколько такое может продолжаться? Ведь я знаю только о том, что связано с международными делами, да и то - с теми, от который практически ничего не зависит. Есть еще и внутренние дела, которые повседневно связаны с самой жизнью народа. Между тем, руководство страны фактически парализовано. Никто не состоянии действовать и лишен возможности что-либо предпринять по существу, т.е. решать, раз есть беспрекословный лидер, в руках которого непререкаемая власть. Но руки эти уже беспомощны.

Разговаривал с Б.Н. о вчерашней своей беседе с Кленси и Саймоном. Плевать он хотел на все это, в том числе на всю проблему Тимора.

Джавад (зав. сектором британских стран) съездил на Мальту. Убедился, что там есть компартия. Но Б.Н. и слушать не захотел о ней, не говоря уже о том, чтобы включить ее в подготовку к европейской конференции. Его беспокоит только одно - как бы не перегрузить лодку конференции еще какой-нибудь проблемой.

18 октября 75 г.

Вчера был прием в честь Жискар д'Эстэна в Георгиевском зале. Давно я уже не хаживал на подобные перформансы. Происходит это так: на лестнице от главного входа толпа «наших» - стандартный набор, приглашенных по списку №. Их не пускают до тех пор, пока через образуемый ими тесный коридор не пройдут дипломаты. Делается это у нас, как обычно, грубо и обидно. Некоторые дамы выражали возмущение. Потом разрешают входить в зал. Толпа, более или менее поспешно устремляется в высокие двери к столам. Распределяется по привычным группкам. Например, замы из аппарата ЦК, я заметил,

сосредоточились целиком в одной нише зала. И сразу начинают пить и есть, говоря между собой про свое, чокаясь, хватая что повкуснее и необычнее (стерлядку, икру т.п.).

В назначенный момент у входа в зал скапливаются главные лица, на этот раз в первом ряду - Брежнев, Жискар, Косыгин, Подгорный. Затем члены и кандидаты в члены ПБ. Затем жены самых главных и, наконец, замыкают гурьбой, французы. Раздается Марсельеза. Потом наш гимн. Потом вышеуказанные медленно идут меж столов под аплодисменты. Брежнев улыбается, приветствует рукой, кого узнает, другие, Косыгин, например, как обычно, насупленный, идут, как по пустому залу. Пономарев, веселый кланяется налево и направо, скользнул глазами по мне, вроде даже удивился. Заглавная группа проходит в глубину, остальные принимаются «за дело» с еще большим жаром. Я оказался рядом с Ковалевым (зам. МИД), Самотейкиным (референт Генсека) и Цвигуном (зловещий зам. Андропова), и их женами. Я занялся женой Толи Ковалева - умная, простая, интеллигентная женщина.

Никаких официальных тостов и речей. Ровно через час «основная группа» в том же порядке прошествовала обратно под менее организованные аплодисменты. И все.

Брежнев (я его близко уже года два не видел) выглядит располневшим, обрюзгшим, с потемневшим лицом.

Вечером читаю Jean Ellenstein. Histoire du phenomene Stalinien. Это французский коммунист, автор четырехтомной «Истории СССР». Книга написана для обоснования нынешней политической позиции ФКП - «мы пойдем своим путем, а то, что было в России, - результат ее дореволюционной дикости. В России сталинизм был так же неизбежен, как он невозможен во Франции.» Все в этом духе. Фактические цифровые данные в книге вновь потрясают.

19 октября 75 г.

На днях бывшему первому заму Пономарева Елизару Кускову определили пенсию: 270 рублей с сохранением до следующей осени Успенки, кормушки и Кремлевской больницы. Сошел человек. А сколько лет был «величиной».

Меня остановило одно замечание, походя брошенное Пономаревым, когда он сообщал мне о графике предстоящих дел. (Съезд ПОРП, съезд КП Кубы, европейская конференция компартий, встреча Брежнева с Фордом и т.п.). «А от съездовских материалов отмахнулся. Сказал: потом, потом». Б.Н. комментирует: «Удивительная вещь, не поймешь ничего, никогда так не было. До съезда партии-то ведь рукой подать». И опять махнул рукой, скорчив гримасу.

Я думаю, уж не готовится ли Брежнев к уходу на покой. Ведь с каждым его появлением на публике все больше в народе утверждается ощущение о его физическом и психическом угасании. Он сам это чувствует, наверно. Вчера на экране, из Внуково-2 при проводах Жискара он выглядел просто жалко, в этой нахлобученной шляпе, у которой он все время держал руку, дрожащую, это было видно, якобы в воинском приветствии. И весь этот нелепый протокол выглядел мрачным, скучным, бессмысленным. Неужели он не озабочен, как лучше передать наследство?

Съездовские материалы, которыми он еще ни разу не поинтересовался с того момента, как сказал, чтоб пишущие бригады выезжали по дачам, видно, утратили для него значение. Не исключено, что он уже не рассчитывает сам произносить то, что ему напишут. Я, например, не представляю себе, как он в таком состоянии смог бы стоять с текстом на трибуне 4-5 часов. Может быть, он по примеру XIX съезда обдумывает - не поручить ли чтение доклада кому-нибудь другому, а себе взять краткую напутственную речь (так сделал Сталин в 1952 году).

В воскресенье прогуливался с Брутенцем. Он тоже озабочен. Праздники каждое воскресенье (сегодня, например, День работников пищевой промышленности), юбилеи, приветствия, награждения, приемы, послания, поздравления, проводы, встречи, беседы. Что происходит? Где мы находимся? Куда мы идем? Что будет через год? Куда там - что будет со съездом?

Официальная действительность, а вернее - мифология совершенно оторвалась от реальной жизни, от умонастроений и интересов людей. Газеты и общественно- художественные журналы - нечто совершенно различное. В газетах оптимистическая тарабарщина по изъезженным правилам. В журналах все более высокохудожественная бытовщина - унылая, беспросветная, никуда не идущая и ни к чему не стремящаяся. Раньше этим «грешил» «Новый мир». Его клевали, он был паршивой овцой. Теперь в этом смысле все журналы такие. Я не берусь думать, что их редакторы исподволь, со злорадством протаскивают эту атмосферу (отражающую реальную безыдейность общества). Может быть, есть и такие скрытые либералы. Но большинство наверняка зажало бы это все, как и делали раньше. Однако сейчас, видимо, это невозможно. В этом случае вообще нечего было бы печатать. Читатель бы не стал читать жвачку. Более того, профессиональный уровень (и «этика» в этой среде) уже, видно, таковы, что они автоматически не могут создавать искусственно «одухотворенные» вещи.