Сьюзен Зонтаг - В Америке

— Скорее, скорее! Мимо нас проносятся толпы людей. Рядом гудит история, переходя в географию: открытое пространство, сколько хватает глаз. Кучера крытых повозок гонят лошадей вперед, словно пытаются догнать поезда, которые уже соединили оба побережья, — целая буря брызг!

Так они уехали в Америку.

3

Первыми поехали Рышард и Юлиан, чтобы найти место на западном побережье континента, которое отвечало бы мечтам эмигрантов о будущем. В конце июня они отправились в Ливерпуль — родной порт знаменитых судов, на мачтах которых развевались красные треугольные флаги с раздвоенным концом и белой пятиконечной звездой. Каждый четверг одно из судов уходило в Нью-Йорк. Шесть пароходов линии «Белая звезда», совершавшие рейсы через северную Атлантику, назывались в объявлениях самыми вместительными, быстрыми и безопасными; а судно, на которое они взяли билеты, «Германик» было к тому же и самым новым. Его построили на замену «Атлантику», который в 1873 году, подгоняемый грозными штормовыми ветрами, вошел в полосу штиля, ударился носом о гранитный берег Новой Шотландии и унес вместе с собой на дно пятьсот сорок шесть жизней. Это была самая крупная трансатлантическая катастрофа столетия, количество жертв которой в двенадцать раз превысило число погибших на «Дойчланде» — судне северогерманского «Ллойда», вышедшем из Бремерхавена.

— Знаешь, — сказал Рышард, — мне бы очень хотелось попасть в кораблекрушение. Но с тем условием, чтобы я остался в живых.

— А я уж лучше испытаю судьбу на суше, — ответил Юлиан.

Именно Юлиан предложил отправиться из Ливерпуля, а не из Бремерхавена, откуда поляки обычно отплывали в Америку. Он прожил год в Англии и овладел основными оборотами вежливой речи на этом важном и трудном языке, в котором почему-то не было ни родов, ни падежей. Рышард, в последние месяцы упорно изучавший английский, почти не ездил за границу: он знал только Вену, Берлин и Санкт-Петербург — столицы стран-хозяев Польши. Он никогда не бывал в Англии и хотел все на свете перепробовать.

Рышард радовался тому, что в этом странствии в неизвестность у него есть попутчик; он не хотел брать на себя всю ответственность за выполнение поручения. Но его раздражало, что неизменно дружелюбный Юлиан, как более опытный путешественник, к тому же старше его на десять лет, сам позаботился обо всех приготовлениях и приключениях. Он приобщил Рышарда к щедротам английского завтрака, прочитал лекцию о тяжелом положении английского рабочего класса, объяснил, к каким переменам приводит все более широкое использование энергии пара в транспорте и в промышленности, и выложил деньги за билеты первого класса в брокерской конторе на Ватерлоо-роуд. Рышард говорил, что можно бы и сэкономить (на «Германике», в отличие от других экспресс-лайнеров «Белой звезды», совершавших рейсы в Нью-Йорк, не было второго класса), но у Юлиана, как всегда, имелись свои представления.

— Экономить будем в Америке, — сказал он, махнув рукой. Так, словно бы Рышард (но только не сам Юлиан) был провинциальным поляком. Или учеником Юлиана. Или, избави господи, покорной Вандой; он слышал, как Юлиан говорил с ней таким же покровительственно-учительским тоном. «Так не может дальше продолжаться, что-то нужно менять», — сказал себе Рышард, когда они прибыли на пристань и сели на великолепное судно с четырьмя высокими мачтами и двумя толстыми оранжево-розовыми трубами, черные верхушки которых были скошены, с крикливыми матросами и молчаливыми, испуганными эмигрантами, которых отправили с их узлами постельного белья, плетеными корзинами и картонными чемоданами по крутой железной лестнице в трюм корабля; вот тут-то он и превратится в светского человека, который всегда знает, как себя вести. «Человек является тем, кем он себя считает», — сказал себе Рышард. Кем он осмеливается себя считать. Считать себя тем, кем ты пока еще не стал, считать себя лучше, чем ты есть, — не в этом ли истинная свобода, обещанная страной, в которую он сейчас уплывал?

Сын конторского служащего и внук крестьянина, Рышард остро ощущал, какое сильное впечатление производят на людей такт и умение держаться в обществе, и не собирался уменьшать требований к себе, хоть и читал (и все путешественники с этим соглашались), сколь мало ценятся в Новом Свете изящные манеры. Он заметил, как Юлиан сунул пару монет носильщику, перетащившему их сундуки и сумки через сходни, и дюжему детине, который донес багаж до их каюты в миделе. Чаевые — вечный предмет раздражения для неопытного путешественника. И когда, черт возьми, Юлиан успел стать таким знатоком правил поведения на корабле? Откуда он узнал, что сразу после посадки необходимо найти себе места за столом, которые будут закреплены за ними все восемь дней путешествия? Рышард последовал за Юлианом, когда тот уверенно направился в ресторан («обеденный салон», как он сказал Рышарду) — огромный зал во всю ширину корабля со сводчатым потолком, стенами, обшитыми полосатыми кленовыми панелями, с дубовыми пилястрами, инкрустированными красным деревом, с двумя мраморными каминами и сценой с большим роялем в дальнем конце. Вокруг четырех длинных столов располагались мягкие кресла, прикрученные к полу. На входе около десятка пассажиров столпились вокруг возвышения, на котором сидел бородатый мужчина во внушительном черном мундире с двумя золотистыми нашивками, разделенными белой полоской, на рукавах.

— Капитан? — опрометчиво прошептал Рышард.

— Старший стюард, — сказал Юлиан.

Как только Юлиан договорился о местах — они должны были сидеть за вторым столом — и ушел в каюту распаковывать вещи, Рышард нашел себе место за столом номер три. Затем он присоединился к Юлиану, который снова напомнил, что за пределами Польши при знакомстве с женщиной не следует тут же целовать ей руку («Это считается старомодным, особенно там, куда мы плывем»). И сразу же словно попытался загладить этот намек на ностальгию по Старому Свету, показав полную гармонию с Новым — обратил внимание Рышарда на остроумно спроектированный откидной умывальник и другие удобства, например, газовую лампу и электрический звонок для вызова стюарда, которые имелись только на пароходах «Белой звезды».

— Современные удобства поначалу считаются роскошью, — пояснил Юлиан. — Но будем надеяться, что в скором времени подобные приспособления станут доступны каждому.

— Да, — сказал Рышард, думая, как заставить Юлиана примириться с тем, что он только что сделал.

— Нужно открыть сундук.

— Да.

— Что случилось?

— Ты — учитель и ученый муж. Ты ценишь изобретения. Но я — писатель.