Адольф Гитлер. Том 3 - Иоахим К. Фест
Однако уже спустя немного дней пошли слухи, что брак фельдмаршала оказался мезальянсом, ибо новая супруга была в своё время в поле зрения полиции нравов. Документы полиции скоро подтвердили, что только что обвенчавшаяся особа состояла некоторое время на учёте как проститутка и однажды была даже наказана за то, что подрабатывала в качестве фотомодели для непристойных фотографий. Поэтому, когда Бломберг спустя 12 дней вернулся из короткого свадебного путешествия, Геринг уведомил его, что он после такого скандала больше не может занимать свой пост, офицерский корпус также не видел оснований вступиться за генерал-фельдмаршала, который так долго со столь юношеским энтузиазмом находился под очарованием Гитлера. Двумя днями позже, во второй половине дня 26 января его принял с прощальным визитом Гитлер: «Эта история легла слишком тяжёлым грузом на меня и на Вас, — заявил он, — я не мог больше делать вид, что ничего не случилось. Мы должны расстаться». В коротком разговоре о преемнике Гитлер исключил не только кандидатуру Фрича, но и Геринга, который в своём ненасытном стремлении к новым постам пустил в ход все рычаги, чтобы прибрать к рукам и это кресло. Похоже, что в ответ на это Бломберг предложил Гитлеру, в чьи намерения и входило поступить таким образом, занять этот пост самому. «Когда пробьёт час Германии, — сказал в заключение Гитлер, — я увижу вас рядом с собой, и всё былое будет забыто»[175]. Пока Геринг ещё усерднее интриговал, чтобы обойти соперника, Фрича, решение было, очевидно, уже принято.
Тогда совместными усилиями Геринга и Гиммлера на свет божий извлекли второе полицейское дело, в котором Фрич обвинялся в гомосексуализме. Словно в дешёвом фарсе ничего не подозревающему главнокомандующему сухопутными войсками была устроена в рейхсканцелярии очная ставка с подкупленным свидетелем, чьи обвинения хотя и оказались вскоре несостоятельными, но всё-таки достигли своей цели — дали Гитлеру повод для обширных кадровых перестановок 4 февраля 1938 года. Пришлось также уйти и Фричу. Гитлер непосредственно, лично взял на себя командование вермахтом. Военное министерство было упразднено, его место заняло Верховное командование вооружённых сил во главе с генералом Вильгельмом Кейтелем[176]; чувствуешь себя прямо-таки тайным свидетелем гитлеровского комедиантства, когда читаешь записи в дневнике Йодля о назначении Кейтеля: «В 13 часов Кейтеля в гражданском вызывают к фюреру. Тот изливает ему сердце, как трудно ему приходится. Он становится все более одиноким… Он говорит К., что полагается на него, «как бы ни было вам трудно со мной, — держитесь. Вы теперь моё доверенное лицо и единственный советник в вопросах вермахта. Единое и последовательное руководство вермахтом для меня дело святое и неприкосновенное». И тут же, без всякого перехода, в том же тоне: «Я беру вас, мне нужна ваша помощь»». Преемником фон Фрича стал генерал фон Браухич, которого, как и Кейтеля, поставили на новый пост, учитывая его угодливость и слабохарактерность, он заявил, что «готов на всё», «что потребуют от него», особо надо отметить его заверение, что он ближе познакомит сухопутные силы с национал-социализмом[177]. В ходе этих перестановок 16 пожилых генералов были отправлены на пенсию, 44 других смещены, а чтобы смягчить разочарование Геринга, Гитлер присвоил ему звание фельдмаршала.
Одним ударом, без малейших признаков сопротивления военных Гитлер устранил таким образом последний сдерживавший его, более или менее серьёзный фактор власти; это было как бы «бескровное 30 июня». Он презрительно сказал, что теперь уверен в трусости всех генералов[178]. Его пренебрежительное отношение было ещё усилено той беспринципностью, с которой многочисленные представители генералитета уже до реабилитации фон Фрича заявляли о своей готовности занять освободившиеся посты. Этот процесс одновременно показал, что внутреннее единство офицерского корпуса было окончательно сломлено, и сословная солидарность, которая уже в случае убийства фон Шляйхера и фон Бредова ничем себя не проявила, перестала существовать. Поникший духом генерал-полковник фон Фрич заявил «перед будущей историографией», как он сформулировал для протокола, о своём возмущении таким «позорным обращением». Однако группе офицеров, для которой случившееся стало исходной точкой заговорщической деятельности и попыток установить с ним контакт, он отказал в поддержке, и тогда, и полгода спустя, фаталистически заметив: «Этот человек — судьба Германии, и эта судьба пройдёт свой путь до конца»[179].
Между тем перетряска не ограничилась вермахтом. На том же заседании, где Гитлер объявил об изменениях в военном руководстве, было сообщено об освобождении Нойрата с поста министра иностранных дел, его место занял Риббентроп. Одновременно были назначены некоторые важные новые послы (Рим, Токио, Вена). Сколь «непринуждённо» Гитлер распоряжался делами государства, видно по тому, как он мимоходом назначил Вальтера Функа министром экономики. Гитлер встретил его как-то вечером в опере и в антракте предложил ему этот пост; Геринг, заявил он, даст ему дальнейшие инструкции. На заседании 4 февраля он был представлен как преемник Шахта. Одновременно это было последним заседанием кабинета министров в истории режима.
На всём протяжении кризиса Гитлер был озабочен тем, что заграница может истолковать эти процессы как симптом скрытой борьбы за власть и увидеть в них признак слабости. Кроме того, он опасался новых столкновений, если разбирательство дела Фрича в военном суде, на которое ему пришлось бы согласиться, если бы генералитет стал на том настаивать, извлекло бы на свет божий состряпанную интригу и реабилитировало генерал-полковника: «Если это станет известно в войсках, произойдёт революция», — предсказывал один из посвящённых в дело. В силу этого Гитлер решил закамуфлировать один кризис другим, гораздо более масштабным. Уже 31 января Йодль записал в своём дневнике: «Фюрер хочет отвлечь внимание от вермахта, держать Европу в напряжении и вызвать назначением на различные новые посты новых людей впечатление не временной слабости, а концентрации сил. Шушниг должен не набираться храбрости, а дрожать»[180].
Этим была обозначена точка кризиса, на которую теперь решительно взял курс Гитлер. С июльского соглашения 1936 года он ничего не делал для улучшения германо-австрийских отношений, скорее, он использовал договор только для того, чтобы, казуистически прикрываясь видимостью законности, затевать все новые ссоры. Правительство в Вене с растущей озабоченностью отмечало, как кольцо вокруг него постепенно сжималось все плотнее. Взятые им
