Марина Цветаева. Письма 1933-1936 - Марина Ивановна Цветаева
Дату Музея еще не узнала и пока пишу без. Но до «Открытия» еще далёко и непременно воспользуюсь Вашими советами. (Ненавижу слово «пользоваться»: гнусное.)
Обнимаю Вас и люблю.
М.
Впервые — НП. С. 431-435. СС-7. С. 252–254. Печ. по СС-7.
57-33. Н. Вундерли-Фолькарт
Милая, милая госпожа Нанни,
три Ваших подарка неспешно путешествовали за мною следом[330], пока, наконец, вчера вечером не настигли меня все разом словно три ангела, что идут за человеком и, как подобает ангелам, никуда не торопятся.
Я несказанно счастлива, даже более чем счастлива — насыщена счастьем, какое бывает только с Р<ильке>. (Счастьем — тоже не точно; быть может: родиной? Вы меня понимаете.)
Спасибо, спасибо, спасибо.
_____
А теперь — открытку в несколько слов: как Вам живется, каким было лето, какова осень, какой будет зима. Так долго — два года, наверное, — я не слышала Вашего милого далекого голоса. (Чем дальше — тем звучней!)
Люблю и приветствую, и бесконечно благодарю Вас.
Марина
France, Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot,
7-го сентября 1933 г.
Впервые Небесная арка. С. 222. СС-7. С. 370. Печ. по СС-7.
58-33. В.В. Рудневу
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
9-го сент<ября> 1933 г.
Милый Вадим Викторович,
Посылаю Вам своего «Дедушку Иловайского», которого не приняли в Последних Новостях, как запретную (запрещенную Милюковым) тему[331]. «Высоко-художественно, очень ценно, как материал, но <подчеркнуто три раза>» — вот точный отзыв Милюкова. Если эта тема у Вас не запрещена, что* Вы скажете об этой вещи для С<овременных> 3<аписок>? Это — только I-ая ч<асть>, к ней приросла бы II-ая, где бы я дала арест; допрос и конец старика (1918 г. — 1919 гг.) и очень страшный конец его жены — как в страшном сне[332].
Вообще, мне бы для маленькой, по исчерпывающей повести — и даже были, которую я бы хотела написать об этом страшном доме, нужно было бы 2 листа. Дала бы судьбы детей, жен, — комнаты, жившие в таких домах не менее сильно, чем люди, дала бы огромный сырой (смертный!) сад, многое бы дала, чего здесь и не затронула. (Для газеты писать — одно горе! Все время считаешь строки и каждый раз — неверно! Но очень приятны растроганные отзывы (даже Бунина!) о моем «Музее», напр<имер>[333]. Значит, этот мир кому-то нужен.)
Если бы имя Иловайского кого-нибудь из Редакции устрашило или оттолкнуло (не думаю: вы все другого поколения, а Милюков с ним, очевидно, повздорил лично! Кстати, Иловайскому бы сейчас было больше ста лет!) Итак, если дело в имени, готова назвать вещь «У Старого Пимена» — по названию московского тупика, в котором он жил.
Мне очень жаль было бы, если бы эта вещь пропала, я над ней очень старалась, и тема, по-моему, стоящая. Ведь раз вещь кончилась, неужели она не вправе была быть? Раз она была <подчеркнуто два раза>.
Не понимаю политического подхода Милюкова к явлению, данному явно в области жизненной, человеческой и даже мистической. (Ведь мой Иловайский — жуток! Эту жуть, в истории его жен и детей, в их смертях — усилю.)
Очень жду Вашего ответа. Если были бы маленькие, чисто-словесные, загвоздки (там есть одно место насчет «либеральных гимназий») — отметьте сразу, если дело в словах и этих слов немного — пошла бы на уступки. Но на мой взгляд — все приемлемо, если только не оттолкнет имя, которого ни изменить, ни заменить не могу.
Рукопись посылаю только на просмотр и очень прошу, милый Вадим Викторович, вернуть заказным — в то*м или ино*м случае.
Сердечный привет. Довольны ли своим летом? Я писательским да, человеческим — нет: до тоски хочется новых мест, и не столько новых, как — просторных!
МЦ.
М<ожет> б<ыть> скоро будем соседями.
Впервые — Новый журнал. 1978. С. 194–195 СС-7. С. 445-446. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 28 29.
59-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine)
10. Rue Lazare Carnot
12-го сент<ября> 1933 г.
Дорогая Вера,
Вот ответ Руднева на Иловайского. Все подчеркнутые места — его.
Дорогая М<арина> И<вановна>,
Письмо Ваше получил вчера утром, а рукописи еще нет. А м<ожет> б<ыть> и к лучшему — написать Вам (NB! он от меня усвоил мои тире!)[334] в порядке предварительном, до ознакомления с рукописью, о тех сомнениях, какие у меня есть a priori, по поводу темы.
Не сомневаюсь, что рукопись — интересна и талантлива, как все, что Вы пишете. И о Музее читал с большим интересом в «Посл<едних> Нов<остях>».
Все это так, — и всё же чувствую или
