Мэтт Дикинсон - Другая сторона Эвереста

Это был волнующий момент открытия. Каждый кусочек полученного опыта был следующим шагом на пути познания — следующим шагом на пути к вершине. Я выпил остаток чая и понял, что не позволю больше гневу снова овладеть мной.

Следующий час тяжкого труда привел нас на маленькую плоскую площадку, на которой индийская экспедиция установила промежуточный лагерь. Наши погонщики яков устроили привал и стали варить чай, присев под падающим снегом. Они приветствовали нас беззубыми улыбками, пока мы тащились по склону, шутили между собой и громко кашляли в дыму. В воздухе витал запах горящего дерева и дешевых китайских сигарет.

Напротив аккуратной стопки пластмассовых экспедиционных коробок с трафаретными надписями «ИНДО-ТИБЕТСКАЯ ПРИГРАНИЧНАЯ ПОЛИЦИЯ» была установлена зеленая армейская палатка. В стороне были свалены большие мешки фуража для яков, которые охранял свирепого вида пес. Было бы неплохо отдохнуть здесь и поесть, но у нас не на чем было готовить, и мы продолжили путь вниз по крутому склону, перешли замерзшую реку и стали подниматься по прямой трехкилометровой моренной гряде, ведущей к следующему лагерю.

Угнетающий вид заваленных валунами пригорков нижней части ледника сменился видом необычайной красоты. Слева были сераки, названные Мэллори «волшебным царством», ледяные башни, по форме напоминающие парус, чудесным образом выросшие из ледника подобно зубцам на спине дракона. Формируясь под действием ветра, сераки имеют цвет от чисто-белого до небесно-голубого.

Это было место, где мы просто обязаны были снимать. Нэд нес свой «Аатон», я ДАТ и микрофон, а Кипа Шерпа тащил треногу — самый тяжелый и неудобный из грузов.

На гряде мы разгрузили своё оборудование, защищая камеру от падающего снега. Весь следующий час мы снимали сцены с альпинистами и караваном яков на фоне ледника, хорошо видимого на заднем плане. Альпинисты с удовольствием позировали по нашей просьбе, это занятие давало им дополнительный отдых. Остановить однажды приведенный в движение караван яков оказалось невозможным, но нам, однако, удалось снять отставших животных, бредущих позади группы. Затем снегопад усилился и поднялся ветер, мы наскоро собрали аппаратуру и продолжили подъём по моренному «хайвею» (скоростной дороге). Сераки исчезли в белёсой мгле, приобретя призрачные, едва заметные формы. Мы успели уложиться в отведенное погодой время, пока cераки были видны, и остались этим довольны.

До следующего лагеря мы добрались около четырех часов дня, после семичасового перехода. Я вычислил, что наша средняя скорость равнялась одному километру в час, тогда как на уровне моря скорость движения по пересеченной местности соответственно подготовленной группы около двух-трех километров в час. Только мы подготовили площадки и установили палатки, как налетел новый снежный заряд, сопровождаемый постоянным северным ветром, дующим прямо с ледника. Когда мы снимали толстые верхние рукавицы, чтобы собрать палаточные стойки, пальцы замерзали моментально.

Второй промежуточный лагерь раскинулся на захватывающем месте, на стыке ледников Восточный Ронгбук и Бейфинг. Эверест был виден отсюда за массивным плечом Чангцзе, а остальные виды открывались в сторону вершин Чангхенг (6977 м) и Ликсин (7133 м).

Воду добывали из замерзшего ледового пруда, застывшего между двумя разрушенными сераками. Пока Кис приводил в действие газовую горелку, я спустился по небольшому снежному склону, чтобы набрать воды в бутылки и нашу самую большую кастрюлю. Устанавливать столовую палатку не имело здесь практического смысла, поэтому питались отдельно, по палаткам.

Я пробил дыру в шестидюймовом льду, чтобы добраться до незамёрзшей воды. Буквально через пару минут, как все наполнили свои кастрюли, пробитая дыра затянулась слоем свежего льда, настолько крепкого, что потребовался удар ледоруба, чтобы снова пробить его. Набирая воду, я умудрился намочить свои рукавицы, и к моменту возвращения в палатку ткань замёрзла и стала твердой как железо. Мне пришлось воспользоваться другой рукой, чтобы отодрать мои пальцы от ручки кастрюли.

Мы поставили воду для чая, и в ожидании пока она закипит, вели неспешную беседу о том, что отсняли за день. Саймон предупредил нас, что воду надо кипятить хорошо, так как источник почти наверняка загрязнён. Очистка площадки под палатку от снега подтвердила его слова — земля была усыпана туалетной бумагой и прочими отходами человеческой деятельности, оставшимися от предыдущих экспедиций.

Кашель Киса за последние двадцать четыре часа усилился, и моё горло было не в лучшей кондиции. Первый признак воспаления горла — трудно глотать. Никто из нас не чувствовал голода, но мы заставили себя съесть готовые бобы с беконом и тут же заснули. Как и в предыдущие ночи, я несколько раз просыпался, чтобы пописать в бутылку, выделив больше литра жидкости. Кис, то ли лучше воспитанный, то ли используя свою близость к выходу, предпочел свежий морозный воздух лучшим местом для ответа на зов природы.

С первыми лучами света нас разбудили крики погонщиков, собирающих яков. Выйдя из второго промежуточного лагеря, мы вошли в «проход» — последнюю часть ледника Восточный Ронгбук, который должен был привести нас в передовой базовый лагерь. Название «проход» было присвоено ещё участниками ранних экспедиций в 1920-е годы естественному сужению между двумя параллельными рядами сераков. Усыпанный моренными обломками, он походил на путь, проложенный в ледяном лабиринте, простой путь, ведущий чётко к плоской котловине у основания северной седловины. Мы прошли в тишине сквозь мрачный слой белых облаков, закрывающих от нас северный гребень Эвереста, который сейчас находился над нами.

Теперь высота давала о себе знать. Как в детстве при приступах астмы, в походе к ПБЛ мне приходилось бороться за каждый вдох. Раздражение в горле ночью перешло в боль, которую трудно было не замечать. Каждый вдох пересушенного воздуха отвергался воспаленной тканью, и начинала пульсировать острая колющая боль, как будто кто-то колол булавкой под миндалины. Остановившись, чтобы сплюнуть комок кровавой слизи, образовавшейся в горле, я подумал, что это, возможно, наименее приятный дневной переход из всех пройденных ранее.

Я решил показать своё горло врачу, как только мы придем в лагерь, понимая, что сейчас только начальная стадия болезни, которая может принять более серьёзные формы и даже помешать мне подниматься выше. Я читал в описании экспедиции 1924 года, в которой Ховард Сомервел (он поднялся до высоты 6500 м) чуть не задохнулся, после того как зараженная плоть отделилась и заткнула его дыхательное горло. Сомервел писал: