Безумием мнимым безумие мира обличившие - Автор неизвестен -- Религиоведение
— А вот теперь я и понял, зачем мне это чудный сон был! Понял, понял, истинно говорю тебе Наташа!.. Оставьте искать душегубца! Не надо искать его! Совсем никакой пользы от того не будет ни вам, ни вашему покойничку. А вот на Меляве, поверь мне, будет со временем место святое, и вашему покойничку будет от этого хорошо!
Семья Губанихиных послушалась данного Иваном Терентьевичем совета: оставила розыски преступника и успокоилась, хотя рассказанный им сон долго оставался неразгаданным и несбывшимся. Но когда чрез 20 лет, сверх всякого ожидания и подготовки, вдруг началась постройка общины и храма на Меляве, тогда с редким удивлением стали вспоминать этот сон не только в семье Губанихиных, но и все те местные крестьяне, которые слышали в свое время об этом загадочном сне Ивана Терентьевича от Губанихиных.
Когда и каким образом явилась мысль и намерение у старицы Наталии основать свою, отдельную от Дивеевской, обитель, — с точностью определить нельзя. Года за четыре до кончины старица Наталия приобрела пять десятин земли около села Нучарова, Ардатове ко го уезда, где затем, по ее указанию, был выстроен большой дом. При виде этой постройки, многие были уверены, что тут блаженная хочет положить начало обители. Но старица Наталия, услыхав об этих толках и гаданиях, сама поспешила разрешить этот, интересовавший многих, вопрос, заявив, что не на этом месте будет ее главная обитель, а на другом, — и то будет окружено лесом. В 1899 г., почитателями старицы Наталии приобретено было по случаю и по сходной цене 200 десятин залежной, с мелкой порослью, земли, вблизи села Теплова, которая, согласно предсказанию блаженной, действительно была окружена со всех сторон сосновым строевым лесом. Деньги были уплачены частию самой старицей из собранных сбережений на этот предмет, частию ее благотворителями.
С великой заботой, неусыпной бдительностью и редким духовным проникновением следила старица за первыми моментами созидания обители, этого, столь трудного и ответственновеликого, взятого на себя дела. Не выходя из стен Дивеевской обители, старица Наталия тем не менее делала много разных заочных распоряжений и указаний по устройству и распланировке построек в своей заведенной обители, так же, как Саровский старец Серафим — в устроении Дивеевской.
Все сестры для новой обители избирались по усмотрению и благословению самой старицы, и такой порядок продолжался вплоть до ее кончины. Нередко при выборе сестер с большей очевидностию выражался дар духовной прозорливости блаженной. Раз приходит к старице издалека одна молодая девица для духовной беседы. Та охотно и с любовью приняла ее, долго беседовала с ней, а напоследок и совсем уговорила ее остаться у нее в качестве послушницы. Но Дивеевское монастырское начальство, и без того сильно тяготившееся в последнее время ее наличными послушницами, распорядилось немедленно выслать послушницу, не предупредив о том старицу. Последняя, лишь только узнала об этом, начала выражать свое недовольство, скорбь и сожаление такими, неслыханными дотоле, воплями и стенаниями, что бывшие ее послушницы совсем растерялись и потеряли головы, не зная, что делать и как пособить горю. Успокоившись несколько, блаженная, не обращая внимания на распоряжение благочинной, властно приказала отыскать и воротить ей новую молодую послушницу. Это твердое и властное приказание старицы было исполнено: девицу разыскали и привели, хотя для этого и пришлось наводить справки на расстоянии не одного десятка верст. Водворенную таким необычайным порядком и с такою необычною душевною тревогою старицы, юную послушницу после этого больше уже не тревожило монастырское начальство; и она, перейдя после кончины старицы в ее новую обитель, вполне оправдывала надежды старицы.
Чтобы успешнее объединить будущую общинную жизнь своих сестер, старица Наталия преподала им в разное время много всякого рода правил, наставлений и завещаний.
Когда старица Наталия начала заводить свою обитель, ей было лет 70, но силы ее, несмотря на многотрудную, исполненную всяких лишений жизнь, не казались особенно слабыми. Но разные скорби и огорчения, постигшие ее вскоре после этого, сильно повлияли на ее здоровье. Некоторые из влиятельных дивеевских сестер начали выражать сильное неудовольствие к ее начинаниям, усматривая в этом некоторое своеволие и нарушение монастырских правил и объясняя созревшие планы в голове старицы особым влиянием на нее старшей послушницы. Монастырская администрация вскоре сочла нужным распорядиться поставить нескольких караульных сестер, с строгим приказанием, чтобы последние ни под каким видом не допускали посторонних лиц и всякого рода посетителей к блаженной Наталии.
Эта и другие подобные строгие и незаслуженные меры сильно огорчали блаженную. Старица несколько раз собиралась переехать на Меляву, в свой родной, ею самой заботливо приготовленный, укромный уголок, где давно с нетерпением ждали ее родные, близкие лица. Было одно время, что и готовые лошади стояли уже у крыльца ее кельи, но решиться оставить обитель, духовно окормлявшую ее много лет, она не могла без согласия и благословения местной начальницы; а этого-то последнего условия именно и не доставало ей теперь.
Незаметно наступил последний день жизни блаженной старицы. В наружности старицы перед ее кончиной особых резких перемен не замечалось, кроме общей слабости и утомления. Первой заботой ее в этот день было приобщиться Св. Таин, что она и исполнила с подобающим благоговением, а затем распоряжения по хозяйственной части покидаемой общины. К вечеру она сделалась заметно тревожной.
— Ах, мама, как мне что-то трудно! — не раз говорила она, обращаясь к своей любимой послушнице, которую, по своей особой к ней расположенности, называла всегда мамой.
А спустя некоторое время вдруг неожиданно и взволнованно заговорила о своей обители:
— Мама, собирайся, поедем завтра на Меляву!
— Ах, матушка, сколько раз ты уже собираешься, а потом все раздумываешь и оставляешь! — с некоторым недоверием ответила старшая послушница, нисколько не подозревая настоящего смысла этих загадочных слов.
— Нет, мама, пора, пора уже: завтра поедем! — в том же загадочно-таинственном духе продолжала настаивать старица.
Затем она велела читать молодой послушнице акафист Воскресению Христову. После чтения акафиста, вполне успокоенная молитвой, старица Наталия объявила своим послушницам, чтобы они больше не беспокоили ее никакими разговорами и, по обыкновению, осенила их крестным знамением на сон грядущий; сама же приготовилась, как и всегда, проводить ночь сидя. Старшая послушница расположилась рядом со старицей, другая — в ногах у нее, прочие вышли в другую комнату.
Едва успела только задремать старшая послушница, как сердце ее вдруг дрогнуло и болезненно сжалось; разбуженная щемящим предчувствием, она быстро взглянула на сидящую старицу, но последняя, как бы нарочно избрав эти таинственные минуты полной тишины и безмолвия, тихо и мирно отошла уже к Господу… Это