Лики русской святости - Наталья Валерьевна Иртенина
В 1580-е годы датчане даже начинали боевые действия на Мурманском море, которое король Фредерик II объявил своим «заливом». Совершенно по-пиратски захватывали европейские суда, препятствовали торговле. Два десятка лет спустя датские послы по инструкции последовательно предлагали царю Борису Годунову уступить королю: 1) всю Лапландию, 2) часть ее, 3) хотя бы один Печенгский монастырь. Дания очень хотела завладеть этой обустроенной и богатой колонией на Печенге. Предлагала заплатить за весь край 50 тысяч талеров. Но московское правительство заявило, что и пяди не отдаст ни за какие деньги. Это было невозможно даже гипотетически. Отдать православную обитель в руки протестантов, последователей «люторской ереси»? Никогда! Да и с какой стати. Вся лопская страна – древняя вотчина московских государей, норвежский Варгав/Вардегус должен быть разрушен, поскольку за ним еще тысяча верст искони русских земель.
К иным средствам для овладения Кольским полуостровом и Поморьем прибегла Швеция. Еще в 1570-е годы во время Ливонской войны шведские суда входили в Белое море и нацеливались на захват Соловецкого монастыря. Русское правительство после этого озаботилось военным укреплением края. На Соловках начали возводить мощную монастырскую крепость из дикого камня-валуна. В последующих войнах островная обитель стала центром обороны Поморья, ее игумен имел едва ли не воеводские полномочия. Были также построены Сумской острог на Белом море и Кольский на Мурманском. Печенгский монастырь тоже обзавелся деревянными крепостными стенами с башнями – по всем правилам тогдашней фортификации. Вот только гарнизон туда, в отличие от Соловков, не прислали.
В 1589 году шведы стали готовиться к очередной войне с Россией. Но еще до начала открытых боевых действий они дали отмашку партизанскому войску финнов. Весной и летом те совершили два разбойных налета на западный берег Белого моря. Был уничтожен Кандалакшский монастырь, при этом вырезано 450 человек монахов и мирян. Разорены и пожжены несколько крупных поморских селений.
В декабре того же года финский отряд тайно, под покровом полярной ночи подошел к Печенгскому монастырю. По пути уничтожал всё живое – при монастырской верфи на Паз-реке, в поселке возле гавани. Вероятно, в монастыре нашелся предатель, открывший разбойникам ворота крепости. В одну ночь были зарезаны и замучены пытками около сотни иноков, послушников и монастырских трудников. Известны имена 95 убитых, но местное предание говорит о 116 мучениках. Четыре века спустя, в наше время, все они были причислены к лику святых. Сам монастырь финны сожгли дотла. Следующей их целью была Кола, но попытка захватить город наскоком окончилась бегством уцелевших остатков отряда.
Организатор и предводитель этих трех кровавых набегов на Русь – Пекка Весайнен, национальный герой финнов. В Финляндии ему поставлены несколько памятников.
Через год гораздо более крупный шведский отряд снова штурмовал Колу, но взять не смог. Спустя 20 лет, во время Смуты, шведское войско опять приступало к городу и вновь было отброшено.
Печенгский монастырь после финского разорения возродили на новом месте, в Коле, под защитой ее стен. Там он просуществовал до закрытия во времена Екатерины II. Но монахи не оставляли пепелище, где были погребены печенгские мученики и неподалеку, в старой церкви, находилась могила святого Трифона. Несколько человек жили там в скиту постоянно. А при монастырской церкви Бориса и Глеба на Паз-реке действовал лопарский православный приход.
Дания же еще в течение двухсот лет ежегодно отправляла в Колу своего посланника. Тот выражал официальный протест по поводу запрета датским представителям собирать дань с кольских лопарей. Со временем эти визиты превратились в ритуальное и приятное гостевание. Датского посланца принимали с русским хлебосольством.
В 1820-е годы российские и норвежские власти наконец решили покончить со странной ситуацией, когда между государствами фактически отсутствовала граница. Генерал-губернатор края собрал необходимые сведения. В его отчете министру иностранных дел России фигурировали Печенгский монастырь, грамота Ивана Грозного, отдавшая во владение монахам земли к западу, и Борисоглебская церковь. Было сказано, что вся эта официально «ничейная» территория – исстари российская. «Могла ли быть выстроена церковь в 1565 году и ныне существующая за рекою Паз, когда бы не принадлежала земля та России?»
Когда местные жители узнали о результатах разграничения, разразился скандал. Петербургский чиновник, проводивший вместе с норвежцами границу по Паз-реке, легкомысленно подарил им большой кусок земли на восточном берегу реки, у океана. Но Борисоглебский храм на западной стороне реки всё же остался в России – граница вильнула, охватив квадратный километр территории с церковью. Сейчас это российский анклав, отделенный от России рекой и пограничной полосой. Попасть туда обычному человеку затруднительно. А вот Георгиевская часовня ушла в Норвегию.
После закрытия Печенгского монастыря промысловая жизнь на Мурмане стала угасать. Богатые рыбой места обезлюдели до того, что во второй половине XIX века правительство начало выдавать денежные пособия тем, кто соглашался переселиться в Русскую Лапландию. В 1880-е годы возродили и саму обитель на старом месте, на Печенге. Ненадолго. После 1917 года вся приграничная территория вместе с Печенгой отошла к Финляндии. Во время Великой Отечественной монастырь был уничтожен, монахи изгнаны, строения разрушены в ходе боев.
Но немцев в 1941 году остановили и удержали именно на этом рубеже. Дальше Печенги они смогли продвинуться лишь на 50 километров. После войны эта земля вошла в состав СССР.
В историографии не принято учитывать метафизические нюансы. А с точки зрения христианской историософии, место погребения святого подвижника и некогда пролитая кровь мучеников могут служить сильным геополитическим фактором. Земля, в которой лежат погибшие русские солдаты, для России навеки свята. А земля, где лежат русские святые, обагренная их мученической кровью, навеки… русская. По высшему счету.
Уже в наше время при раскопках фундамента древнего храма, где, по преданию, находится погребение самого Трифона Печенгского, обнаружили большую братскую могилу советских воинов. Они погибли в 1944 году при освобождении этой территории от фашистов и были похоронены как святые – внутри церковных стен, пускай и не сохранившихся.
После войны район Печенги вернулся в Россию (СССР). В 1990-е годы вокруг единственной уцелевшей монастырской церкви, под алтарем которой лежали кости древних печенгских мучеников, снова образовалась монашеская община.
Что было бы, не появись на Мурмане в XVI веке русские монастыри? Из Москвы этот далекий край виделся слишком туманно, расплывчато; возможно, и не стали бы держаться за эти земли так крепко. Даже в первой половине XIX века российские власти считали эту окраину слишком убогой, бесплодной и бесперспективной – и родилась идея продать ее Англии. Англичане имели виды на Поморье еще за два с лишним века до того, вслед за шведами разрабатывали проекты его силового захвата и колонизации. Дальше за Беломорьем им светил освоенный поморами путь к сибирским богатствам – на Обь, Енисей. В XVI–XVII века англичане и голландцы настойчиво отправляли в Сибирь одну морскую экспедицию за другой (правда, не достигали цели). Те и другие предполагали основывать свои колонии на берегах Северного океана и на сибирских реках. Шведов, заполучи они беломорскую «Кемску волость» и Кольский полуостров, тоже, наверное, поманила бы сибирская пушнина.
Конфигурация северных границ России сейчас могла бы быть совсем иной. Но на пути у западных соседей изначально встала православная «монастырская колонизация». Государство в XVI веке вынуждено было взять под свою защиту освященный Церковью заполярный край земли, который века спустя стал плацдармом России в освоении Арктики. Русские монахи, подвижники-миссионеры сыграли чрезвычайную роль в закреплении Мурманского Севера за Россией.
Святые Трифон и Феодорит оставили глубокий след и в жизни лопарей-саамов. Писатель Борис Шергин в середине XX века записал быль о том, как помирал старый лопарь. Пришла по его душу смерть, и старик попросил у нее, чтобы лежать ему в родной, отеческой земле. «Где твое отечество?» – спросила Смерть. Лопин, всю
