Лики русской святости - Наталья Валерьевна Иртенина
В Житии преподобного есть один эпизод, который ломает устоявшийся образ Иосифа Волоцкого как этакого антиинтеллигента: властолюбца, стяжателя, обрядовера, бессердечного фанатика и чуть ли не палача-инквизитора. Этот эпизод стыдливо пропустил даже Г. П. Федотов, скрупулезно подмечавший в святых, о которых писал, мистические черточки.
В 1503 году в Иосифов монастырь привезли умирающего князя Ивана Рузского, крестника волоцкого игумена. Настоятель не успел к нему: князь скончался без исповеди и причастия. Опечаленный таким концом духовного чада, Иосиф заперся в келье с умершим и своим ближайшим учеником Кассианом. По их молитве в бездыханное тело вернулась душа, а после исповеди и причастия снова отлетела. Иосиф запретил княжеским боярам говорить об этом как о чуде: «Князь просто уснул, а потом проснулся».
Иосиф Волоцкий, воскрешающий мертвого! Как это далеко от образа попа-мажора на крутой колеснице, главы коммерческого предприятия «Волоцкий стяжательный монастырь», сращивавшего Церковь с государством, отправлявшего на костры креативную оппозицию…
«Возлюбленный, где бы ты ни был: на море, на дороге или в доме, идешь ли ты, или сидишь, или спишь – на всяком месте непрестанно молись с чистой совестью, говоря так: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя”», – заповедует Иосиф Волоцкий в «Просветителе».
КАК МОНАХИ ЗАВОЕВАЛИ ДЛЯ РОССИИ АРКТИЧЕСКИЙ ПЛАЦДАРМ. СВЯТЫЕ ТРИФОН ПЕЧЕНГСКИЙ И ФЕОДОРИТ КОЛЬСКИЙ
Земли, которые зовутся Русским Севером, несколько столетий, начиная с XI века, были фронтиром Древней Руси – территорией естественного роста русской цивилизации. Эти края осваивали сборщики дани с туземных народов, затем русские первопоселенцы, промысловые люди, земледельцы. В дремучих северных лесах единственным человеческим жильем нередко оказывалась избушка монаха-пустынножителя. Изначальным порывом этих одиночек, жаждавших уединения с Богом, процвел в XV–XVII веках Русский Север от Заволжья до Ледовитого океана. Усилиями одних колонистов-промысловиков этот расцвет не случился бы. Нужна была консолидация сил, организующее начало. Таким началом становились монастыри.
Обычно всё происходило так. Приходил отшельник, поселялся в глухом месте, рубил церковь или часовню. Чуть погодя образовывалась община, составлялся монастырь. Князья жаловали ему земельные владения, промысловые угодья. Через четверть века вокруг кипела жизнь: погосты, села, распашки, дороги, ремесла, промыслы. Местное языческое население прилеплялось к русской жизни через проповедь Христа и добровольное крещение. В истории Севера известен лишь один народ, не пожелавший принять русскую веру и государственность. Легендарная чудь, не имея сил противостоять Руси, по преданию, «ушла в землю», а по скандинавским источникам – переселилась в XIII столетии в Норвегию. Еще долго напоминанием о ней были зараставшие лесом чудские городища, наверняка считавшиеся у окрестных жителей «плохими местами», где безобразит нечисть. Военных столкновений при колонизации этих земель Русский Север почти не знал.
На северо-западном порубежье всё было почти так же… с одним очень существенным отличием. Здесь сперва Господину Великому Новгороду, затем Московской Руси пришлось столкнуться с жесткой конкуренцией шведов, норвежцев и датчан. Западные соседи-христиане тоже хотели видеть в местных язычниках своих подданных.
Новгород в XII–XIV веках распространил свою руку широко и далеко за пределы нынешних границ России. Дань ему платили карелы, жившие на землях нынешней Финляндии вплоть до Ботнического залива Балтики (на русский лад – Каяно-моря), а также лопари-саамы всей северной Лапландии, от Кольского полуострова до северо-запада нынешней Норвегии. Острота ситуации заключалась в том, что Лапландия, не принадлежа никому, платила дань и русским, и норвежцам, и шведам, то есть была троеданной. Это была территория постоянных вооруженных конфликтов, то разгоравшейся, то затухавшей войны.
Стычки между сборщиками дани всех трех сторон перерастали в военные походы. Но чаще это были просто разбойные набеги. Особенно частыми они сделались с тех пор, как норвежцы и шведы стали нарушать «конвенции». По Ореховецкому договору 1323 года Каянская земля, то есть Восточная Ботния, где на «семи реках» жили карелы, платила дань Новгороду. Полвека спустя шведы построили там свою крепость Оулу, а вокруг расселились подвластные им финны. С тех пор русские навсегда потеряли Каянь. Норвежцы же еще раньше поставили свое укрепление Вардегус, «Сторожевой дом», на берегу Ледовитого океана (современный город Вардё). Хотя по договорам никаких постоянных поселений в районе общего сбора дани строить было нельзя никому.
В набеги на норвежцев и финнов обычно отправлялись новгородские крещеные карелы со своими воеводами. Предание об одном из воевод рассказывает: некий знатный корелянин Валит разбил в бою норвежцев и на месте побоища, недалеко от Вардегуса, поставил свое укрепление из камня – Валитово городище. Жил он то ли в XIV, то ли в XV столетии.
Монахи появились «на Студеном море, у Мурманского рубежу», то есть на Кольском полуострове, в конце XIV века. Это случилось после того, как пустынник Евфимий основал возле устья Северной Двины, на Белом море, Николо-Корельский монастырь. Берега великой северной реки были давно обжиты новгородцами, но края дальше «на полночь» оставались дики и малолюдны. Разве что рыбаки-поморы ставили по берегам летние становища. А первое постоянное русское поселение на Кольском полуострове организовали Евфимий Корельский и его собратья. Это был монастырский Корельский погост на реке Варзуге, на южном, Терском, берегу полуострова, у Кандалакшской губы Белого моря. Он появился в том месте, где еще в начале XIV века был построен деревянный острог. Карельские сборщики дани, служившие Новгороду, использовали крепостицу для временного хранения дани, собираемой с кольских лопарей.
Николо-корельские монахи стали первыми христианскими просветителями «дикой лопи» и северной некрещеной «корелы». Пути их проповеди шли вдоль беломорских берегов и далее, на Мурманский рубеж, в норвежскую сторону. Проповедь была наглядна: в устьях рек и у морских губ монахи ставили церкви, часовни, скиты. Все эти спорадические очаги христианства тоже получали имя Николая Чудотворца, покровителя плавающих и путешествующих. Со временем вокруг церквей разрастались поселения поморов. Память об этих Никольских путевых «столпах» запечатлелась в поморском присловье: «от Холмогор до Колы тридцать три Николы». Кола – бывшая столица полуострова, а ныне пригород Мурманска. Но в реальности «Николы» ушли намного западнее Колы – до самого норвежского Сторожевого дома, крепости Вардегус. В русских источниках XVI века упоминается загадочный «монастырь святого Николая против Варгава» (русское название Вардегуса). Некогда он был разорен то ли шведами, то ли норвежцами. Следов его не сохранилось.
В те времена Баренцево море называлось на Руси Мурманским. Оттуда приплывали в Беломорье мурманы – норманны, чтобы пограбить русские берега. Самый крупный набег случился в 1419 году в ответ на новгородское «повоевание» норвежцев. «Пришли мурмане войною в 500 человек». Сперва они сожгли Корельский погост, затем поплыли к устью Двины – разорили Николо-Корельский и Михайловский монастыри, три церкви и поселения поморов на окрестной территории, вырезали людей, включая монахов. Им всё же дали отпор – двиняне захватили два судна, на остальных разбойники убежали. Главный удар норвежцев был направлен на очаги православной проповеди в краю, а это значит: конкуренты хорошо понимали, на чем держится русская колонизация Севера. Что без православия и распространения его среди местных язычников Русь не закрепится на этих землях.
Николо-Корельский монастырь был возобновлен полвека спустя на средства знаменитой новгородки Марфы Посадницы. К тому времени Беломорье уже освящалось молитвами иноков новой обители на Соловецких островах. Слава одного из его зачинателей, Зосимы Соловецкого, была так велика, что «многие из окрестных дикарей сами приходили к нему, принимали святое крещение и даже постригались в монашество».
Ну а неофициальные боевые действия на порубежье продолжались. К примеру, русские не забывали, что Каянская земля по праву принадлежит им, и ходили туда за данью. Итогом этих походов были пепелища ограбленных финских поселений, с русской точки зрения возникавших там незаконно. Шведы с норвежцами ответно посылали свои судовые рати на Белое море. Но таких кровавых разгромов, как в 1419 году, им уже не давали совершать.
Московская Русь, включив в свой состав новгородские владения, заполучила
