Штормовой предел - Владимир Виленович Шигин
Судовые часы показывали 19.50, когда на мостике внезапно увидели прямо по носу и с левого борта едва заметную темную полосу земли. Моряки ясно услышали шум берегового прибоя. Чириков резко бросился к телеграфу. В машину полетела команда: "Стоп! Полный назад!" Вахтенный офицер громко крикнул в рупор: "Отдать фалы и шкоты!" Но было поздно. Через считанные минуты штевень парохода ударился о камни, и судно содрогнулось.
— Потеряны лопасти винта, в машину поступает вода, паровые насосы не справляются! — доложил прибежавший на мостик один из кочегаров.
В момент аварии Миклуха беседовал и пил чай в музыкальном салоне с журналистом Соллогубом. Когда же пароход внезапно застопорил машину, а затем начал отрабатывать назад, он понял, что наверху происходит что-то неладное. Прервав беседу, бросился наверх, но, уже находясь на трапе, был сбит с ног ударом судна о камни. Так как среди пассажиров преобладали люди военные, их присутствие и спасло от паники. Все поднялись на шлюпочную палубу и стояли там, взволнованные происходящим. Громко звенела аварийная сигнализация. Пароход било о подводные скалы так сильно, что казалось, он вот-вот развалится на части. В 3 часа ночи вода подступила к топкам котлов, и машина была остановлена. Кругом царила жуткая темнота; опасаясь пожара, Чириков приказал потушить керосиновые лампы и фонари, оставив только масляные горелки и свечи.
После первого удара пароход стало нещадно бросать из стороны в сторону. Выбравшись на верхнюю палубу, Миклуха увидел, что "Москва" прочно сидит на мели среди бурунов прибоя. Вдали смутно угадывался берег. Из машины тем временем доложили, что в трюме сильная течь и от ударов об отмель потеряны лопасти винта. Было совершенно ясно, что огромный пароход обречен. Вскоре "Москва" стала заваливаться набок, все больше погружаясь в песок.
Надо отдать должное командиру, он полностью сохранил самообладание. Несмотря на то, что судно фактически погибало, он не торопился отдавать приказ о немедленной эвакуации экипажа и пассажиров: из-за темноты и неизвестности можно было легко потерять людей. Все реи на пароходе спустили и закрепили на палубе, чтобы они могли служить упорами в случае, если судно будет заваливаться набок.
— Так и перевернуться недолго! — заволновались пассажиры.
— Рубить рангоут! — распорядился Чириков.
— Неужели мы все погибнем? — спрашивали, обступивши Миклуху, напуганные люди.
— Все не столь плохо, как кажется! — отвечал он. — Корпус должен выдержать до утра, а рангоут приспособят как упор на случай, если начнем валиться на борт!
Ночь была напряженной и для пассажиров, и для экипажа. С рассветом начал обрисовываться песчаный берег, лишенный растительности. За ночь моряки спустили с подветренного борта спасательные шлюпки из опасения, что утром это не удастся сделать.
Из воспоминаний Николая Соллогуба: "Пассажиры, нуждавшиеся в отдыхе, собрались в кают-компании 2-го класса и улеглись на полу, ближе к левому борту вповалку, стараясь оградить себя от проникнувшей сквозь иллюминаторы воды на правой стороне кают-компании. Офицеры и команда всю ночь напролет при сильном порывистом ветре работали, исполняя немедленно и точно все приказания своего командира: спускали рангоут, гребные суда, устанавливая их с подветренной стороны, где было тише; очищали от груза проходы у люков, для определения прибыли воды в трюмах, выгружали на верхнюю палубу провизию и т. п. В этом принимала участие и ресторанная прислуга. Приказания командира исполнялись пунктуально, без шума, без суеты и с такой поспешностью, чтобы к рассвету быть вполне готовым для высадки на берег людей и перевоза туда провизии. Нельзя не оценить и не отдать полной справедливости спокойным распоряжениям, систематичности и, безусловно, необходимым мерам, к которым прибегал командир парохода г. Чириков. Угрожающее положение, в котором находилась "Москва", неизвестность условий берега и расстояния до него, наступающая темнота — обстоятельства, о которых приходится серьезно подумать. И нужно иметь слишком крепкие нервы, чтобы не потеряться и вынести на своих плечах ужасающее положение!"
Рассвет был безрадостен. В полумиле был виден безлюдный песчаный берег, вдалеке темнели какие-то горы. "Москву" не переставая било в бурунах. Корпус трещал и мог в любую минуту развалиться.
— С пароходом, кажется, кончено! — мрачно резюмировал Чириков. — Теперь надо думать о людях!
Из команды "Москвы" он отобрал шесть наиболее сильных матросов под началом мичмана Отта.
— Задача свезти на берег конец и установить сообщение! Это крайне трудно и опасно, но иного выхода у нас нет!
Вельбот отчаянно мотало на крутых волнах. Казалось, его вот-вот перевернет. Но обошлось. Шлюпку с размаху вышвырнуло на прибрежную мель. Очутившись на берегу, матросы вытянули конец перлиня, к которому были подвязаны бревна, для укрепления на берегу. С большим трудом бревна зарыли стоймя в песок, и к 10 утра переправа была готова. Первым рейсом от "Москвы" ушла шлюпка с сухарями и водой.
Тем временем на берегу показалось несколько арабов. Они держались поодаль и явно выжидали, что будет дальше. Один из них все же некоторое время спустя подошел к мичману Отту и сообщил, что здешняя страна принадлежит султану Осману-Махмуду и они охраняют побережье.
С "Москвы" продолжали свозить припасы и людей, в первую очередь женщин и детей. Обратным рейсом на пароход доставили двух арабских парламентеров. В ходовой рубке их принял Чириков. Из разговора стало понятно, что "Москву" выбросило на мель в 25 милях южнее мыса Рас-Хафун. Через арабов-кочегаров капитан попросил прибывших передать сообщение о крушении "Москвы" в Аден.
— Мы скажем о вас нашему вождю Гафун-паше, а он уже передаст все султану! Как решит Осман-Махмуд, так и будет! Наши же услуги стоят тридцать долларов!
Арабам отсчитали просимые деньги, и Чириков принялся писать письмо в Аден с просьбой о помощи. Парламентеры тем временем горстями поглощали предложенный им к чаю сахар.
А на берегу собрались уже сотни их соплеменников. Видя гибнущее судно, они волновались и размахивали руками. Наконец несколько арабов кинулись к бывшему у берега вельботу и устремились, подтягиваясь на перлине к пароходу, в надежде поживиться. Однако первый же налетевший бурун опрокинул и утопил вельбот. С воплями арабы доплыли до берега. Одного из них, тонувшего и громче всех вопившего, спас, бросившись в воду, матрос Луйберг.
Чириков выскочил на палубу. Он был в ужасе. И было от чего! Мало того, что арабы утопили вельбот, но последний пошел ко дну, запутав перлинь на самой середине переправы. Дорога к берегу для спасения
