Наше неушедшее время - Аполлон Борисович Давидсон
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка шепотом
В небесах говорят серафимы.
Николай Гумилёв[93]
Но для меня задания «сверху» не только не прекратились, а, наоборот, число их резко возросло. Дело в том, что сведения об Африке в конце 1950-х и начале 1960-х нужны были всё больше.
События в странах Африки возникали с неслыханной быстротой. Одна колония за другой становилась суверенным государством. Происходило то, что еще во времена античности сказал Плиний-старший: «Из Африки всегда приходит что-то новое».
И высокому начальству – руководству партии, правительству – нужны были сведения об этих переменах. А кроме меня, в Москве поручить было некому. И вот меня допустили до той информации, которая давалась в «Белом» (зарубежная срочная информация) и «Красном» (зарубежные статьи) ТАССе, чтобы я писал «аналитические записки» о текущих, самых последних событиях в африканских странах.
Было и другое задание. Поскольку прежде о событиях в Африке у нас писали мало, а с середины 1950-х информация стала очень востребованной, надо было делать доклады для партийных конференций в крупных городах. И прежде всего – для лекторов-международников.
Это отнимало, в сущности, все время. На научную работу его уже не оставалось.
С 1958 по 1962 год побывал в шестидесяти городах: от Таллина, Вильнюса, Риги до Свердловска и Кемерово. Областные и республиканские конференции. Меня, беспартийного, привлекали потому, что больше было некого.
Запомнился один из первых докладов. Смоленск, зима 1958–1959-го. Прихожу заранее в конференц-зал обкома партии. Мне говорят:
– А в этом зале недавно Хрущёв выступал. Говорил и об Африке.
Легко представить мое положение. Что тут Хрущёв говорил?
Я стал расспрашивать, обиняками. Якобы Насер, египетский лидер, просил у Хрущёва секреты создания атомных бомб, а тот – не дал. Я попытался расспросить подробней: что Хрущёв говорил здесь об Африке. Но толком никто не помнил, а стенограмму мне не дали: показывать ее не положено. Так я и не узнал, в унисон ли я говорил с вождем, или не вполне.
В августе 1959-го меня срочно отправили в Новосибирск. Послали троих: лектора-международника – читать «О международном положении», какого-то полковника, наверное, из Комитета госбезопасности – лекцию о бдительности и меня – об Африке.
Почему отправили нас срочно, я узнал лишь после прилета. Отцы города, встретив нас, открыли секрет. Оказалось, визит Ричарда Никсона (он тогда был вице-президентом США) вызвал замешательство не только в Москве. В Москве Хрущёв сообщил ему: «Мы вам еще покажем кузькину мать!». Это озадачило переводчиков. Американцы решили, что это новый вид оружия. Но Никсон не растерялся. Пошел на рынок, побеседовал там с мясником…
А в Новосибирске к нему бросился рабочий со свертком, крича: «Отсюда Вы узнаете, как живут рабочие в СССР». Я спросил о судьбе рабочего, но отцы города лишь руками развели:
– Ну сейчас-то, сразу после визита, что с ним можно сделать?!
На следующий день прочитал я в горкоме партии доклад об Африке. Никаких репримандов не было.
ЧП произошло на следующий день. С утра зашел ко мне директор гостиницы, в которой я остановился, и попросил выступить перед сотрудниками – горничными, поварами, официантками – во время их обеденного перерыва. Сказал, что приезжие лекторы обычно не отказываются. Не отказался и я, постарался в полчаса уложить то, что мне казалось главным.
На следующее утро – звонок из горкома. Голос – официальный:
– Зайдите в горком. Тут у товарищей претензии к Вам.
Зайти несложно: только перейти площадь. Сидят два незнакомых человека, на лекции я их не видел. Представились:
– Из Москвы ведь прислали не только вашу группу – для чтения лекций, но и нас – для проверки состояния идеологической работы в Новосибирске. В наши задачи не входило проверять Вас. Но в гостинице, по дороге в столовую, мы услышали – дверь в зал была открыта, что Вы читаете лекцию обслуживающему персоналу. Мы остановились и послушали. У нас к Вам серьезные претензии. Вы ни разу не процитировали выступления Никиты Сергеевича Хрущёва, ни разу не сослались на газету «Правда», центральный орган нашей партии. Какой же пример Вы подаете идеологическим работникам Новосибирска, если такое позволяет себе московский лектор. Так что мы вынуждены были еще вчера сообщить об этом в Москву, в идеологический отдел ЦК.
Серьезность ситуации я понял позднее. А в то утро настроение было отличное… Как раз накануне был мой день рождения: тридцать лет. Утро. Солнце светит. Хвалебный отзыв за лекцию в горкоме уже был. Так что угрюмые физиономии этих проработчиков не очень на меня подействовали. Я уже было открыл рот: сказать им, что я обо всем этом думаю. Но сидевший рядом со мной член нашей делегации выразительно посмотрел на меня и даже дотянулся до моей ноги под столом: помолчи, мол.
И я спросил только:
– Это всё?
– Всё.
Я ушел.
Если бы это произошло в сталинское время, я бы, вероятно, и до гостиницы не дошел. А тут – никаких видимых последствий. По-прежнему гоняли с лекциями на семинары: в Таллин, Киев, Одессу, Ярославль… Почему? Заменить было некем?
И вот, вместо того, чтобы заниматься своим делом, я должен был читать эти лекции до конца 1962-го, пока не подросли другие африканисты – партийные.
* * *
В конце пятидесятых и начале шестидесятых во властных структурах не было никого со знанием Черной Африки. В Министерстве иностранных дел отдел Африки создали в конце пятидесятых. В ЦК КПСС сектор Африки был создан, помнится, только в 1962 году, а до того в конце пятидесятых, африканскими проблемами поручалось заниматься сектору Ближнего Востока и Африки. Заведовал этим сектором И.В. Милованов, а всем, что касалось Южной Африки – Ю.С. Иванов. У обоих знания Африки не было. Да и об Африканском секторе, который был создан позднее, заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС К.Н. Брутенц писал потом в своих мемуарах: «Африканский сектор ЦК тоже формировался в основном из неафриканистов. Во главе был поставлен человек, который до того “курировал” Грецию и Албанию, не знавший ни французского, ни английского языков, не говоря уже об африканских»[94].
А в Академии наук в 1959-м был создан Институт Африки и туда направили из Института востоковедения всех африканистов, в том числе и меня. Но директор Института Африки И.И. Потехин с 1962 года тяжело болел. При слабеющем руководителе власть в институте решили взять секретарь и замсекретаря партбюро. Начали с того, что захотели получить звания старших научных сотрудников, а в те времена для
