Георгий Соколов - Малая земля
Сказание о матросе Кайде
На левом берегу Цемесской бухты высится бронзовая фигура матроса с автоматом в руке. У него волевой подбородок, энергичные складки лица. На широких плечах — плащ-палатка, на голове — чуть сдвинутая набок бескозырка. Весь он — олицетворение силы и воли.
Это памятник неизвестному матросу.
Смотришь на него и невольно вспоминаешь штормовые десантные ночи, неукротимых в бою и веселых а часы досуга черноморских моряков. Этот матрос в бронзе удивительно напоминает мне тех, кто воевал рядом со мной. Кажется, что сейчас он сойдет с пьедестала и объявит: «Кончилась полундра, братки, город наш. Давайте покурим, а потом споем по этому случаю».
Слышал я, что скульптору позировал матрос из куниковского отряда Владимир Клайда. Я не уточнял, так ли это. Возможно, что позировал, но, скорее всего, скульптор создал собирательный образ матроса-черноморца, и прототипом ему был не один, а многие матросы.
В годы войны я не был знаком с Байдой, но слышал о нем немало. В ночь, когда я высадился на Малую землю со своими разведчиками, связной Куникова разыскал меня и повел в штаб. По дороге нам встретились три матроса. Один из них выделялся мощной фигурой, а в темноте, озаряемой вспышками ракет, выглядел еще огромнее. Связной спросил, когда они подошли: «А у вас такие ребятушки есть?» Нет, не было у меня таких. Связной с явной гордостью заявил: «Это Володя. Ребята зовут его Малюткой. У него чистый вес сто пять килограммов, а ботинки носит сорок шестой номер».
Возможно, это и был Владимир Кайда.
Остался ли живым после войны Кайда? Этого я не знал. В поисках оставшихся в живых участников боев за Новороссийск я установил связь с пятидесятью куниковцами. Но среди них Кайды не было. Когда услышал легенду о том, что Кайда позировал скульптору, то решил начать его розыск. Написал десятки писем куниковцам. Вскоре стали приходить ответы.
И вот наконец письмо, которое больше всех обрадовало. В нем писалось, что Кайды живет в городе Дружковка, Донецкой области, работает на метизном заводе старшим инженером отдела технического контроля.
В тот же день послал письмо в Дружковку. Кайда быстро откликнулся. А вскоре прислал мне свои воспоминания. Мы условились встретиться в Новороссийске на традиционном сборе куниковцев в сентябре.
И вот сентябрь. Я подхожу к группе куниковцев, собравшихся около музея. Среди них выделялся высокий человек плотного телосложения, одетый в форму матроса — на нем бескозырка с лентами, фланелевка, из-под которой виднеется тельняшка, брюки клеш. У него простодушное лицо с крепким подбородком, веселые голубые глаза, приятная улыбка.
Мать честная! Мне показалось, что с пьедестала сошел бронзовый матрос и пришел на встречу с куниковцами. До чего же похож!
Это и был легендарный матрос Владимир Кайда.
Кто-то спросил его:
— Как поживаешь, Володя?
Невесело улыбнувшись, он ответил:
— На инвалидном уровне. Восемь ранений и две контузии дают знать.
— Не та уже силенка?
— Не та, — вздохнул Кайда и прищурился: — Но немножко еще есть.
Он наклонился к стоящему слева товарищу, посадил его на свою ладонь и приподнял на уровень плеча. А вес у товарища был немалый, более восьмидесяти килограммов.
Я представил себе, каким был Кайда в двадцать два года.
О всей боевой жизни Кайды можно написать целую книгу. Я расскажу только о нескольких эпизодах на Малой земле.
Буря с вихрем
Старший лейтенант Василий Ботылев привел свой отряд на восьмой километр от Новороссийска и распорядился:
— Здесь отдыхать. Еще раз проверить боеготовность.
В отряде было около двухсот человек. Сегодня ночью в район Станички должен высадиться отряд майора Куникова. Матросам Ботылева предстояло высадиться вторым эшелоном.
Расположившись под деревьями, по-зимнему голыми и неприветливыми, матросы занялись перепроверкой оружия, точили финские ножи, переобувались, подгоняя обувь плотнее. Каждый знал, что сегодняшней ночью придется «купнуться», а попав в воду, нога будет «свободно плавать» в ботинке.
Под дубом, на пригорке сидели четыре рослых матроса и, перекидываясь шутками, равняли патроны в пулеметных лентах.
Эти четверо — расчет станкового пулемета «максим»: Владимир Кайда, Николай Уткин, Анатолий Лысов и Николай Копотилов. Всем им по двадцать два года.
«Буря с вихрем» — так прозвали этот пулеметный расчет. Почему? Трудно выделиться среди моряков. Все ребята храбрые, все находчивые, все жизнерадостные. И все же расчет Владимира Кайды выделялся. И не только потому, что Кайда был самым высоким в отряде, а потому, что любой из расчета мог при надобности схватить «максим» в полном сборе и бегом мчаться на огневую позицию. А вес «максима» немалый, более шестидесяти килограммов. Никто не мог быстрее и лучше их сменить огневую позицию, замаскироваться.
Кайда родом из Донбасса, до службы на флоте работал токарем на Краматорском машиностроительном заводе. Уткин — москвич, заводской электрик. Лысов — колхозник из Кировской области. Копотилов — тамбовский колхозник.
Война сроднила их, как родных братьев, каждый друг за друга стоял горой. Все четверо любили шутку, без которой было бы горько на войне. Особенно любили подшучивать над Кайдой, который носил ботинки сорок шестого размера и шестой рост одежды, трещавшей в плечах и под мышками. Как-то Копотилов назвал его Малюткой. С тех пор это прозвище закрепилось за Володей. Он не обижался. Малютка так Малютка. Остальные ребята тоже имели прозвища. Уткина прозвали Утей не только за утиную фамилию, но и за походку вразвалку. Кряжистого, крепкого на ногах Копотилова именовали Корягой.
Запрятав гранаты в вещевой мешок, Копотилов удовлетворенно крякнул:
— Морской порядок. — Повернувшись к Кайде, с серьезным видом сказал: — Малютка, будь добр, сними ботинок. Я на нем под веслами схожу в разведку на Мысхако.
Кайда не улыбнулся. Это не первый розыгрыш.
— Тебе не доверю, — отозвался он. — Вот еще разве Номеру. Он полегче, кочерыжкой рулить будет.
Лысов пожал плечами и усмехнулся.
— Ни к чему это. Сплаваем в другой раз. А вот клеш ты бы, Малютка, одолжил. Говорят, у берега появился косяк кефали. Твоим клешем сразу полморя можно загрести. Эх, и наварили бы ухи!
— Поздно вспомнили о кефали, — ввязался в разговор Уткин. — Перед десантом не мешало бы вздремнуть. Сними, Малютка, бушлат, мы втроем укроемся. А ты помаячь над нами.
— Ишь чего, черти, захотели, — добродушно усмехнулся Кайда. — А того не понимаете, что имущество казенное. А ну, как утопите ботинок или мой шикарный клеш пополам перервете — где старшина еще такого размера достанет? Соображать надо.
