Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Повесть я сдал, уже и вёрстку прошёл, идёт она в майском и июньском номере, сдал и все тома собрания сочинений, что стоило мне полной, смертельной усталости, и я отъехал от дома маленько, в местный лесной профилакторий. Поскольку не сезон, живу уже неделю в половине деревянной дачи один и впервые за много лет отдыхаю и начинаю понимать, что такое отдых! Тишина, никого нету, в соснах ветер пошумливает, птички поют, а главное, писать ничего уже не надо. Хотя и привез с собой полный «дипломат» скопившихся писем, но и даже их писать неохота.

Осталось ещё дня четыре мне здесь вольготно пожить, а там домой, там телефон, люди докучливые, тяжба с выборами, но главное, совсем ослабшая от хворей Марья Семёновна. Плохи дела её, собралась опять умирать, сердечные дела её давят, и нога, разрушенная туберкулёзом, отказывается ходить. Давно она уже из дома не выходит и в доме от кровати до кухонного стола кое-как добирается, но чуть полегчает, уже за машинкой, уже бумажками шуршит. Ну, никто, как Бог.

Поля растёт, перевалила за 15 лет, помогает по дому, но и хлопот-забот бабушке от неё много исходит. Слава Богу, что не пьёт, не курит и наркотиками не занимается. Один раз заставил я её руки показать, ревёт, возмущается: «Дед! Да ты что?!» А я говорю, что лучше сейчас маленько поревёшь, чем потом горько плакать, и пригрозил, что зашибу, если чего замечу. Возраст-то переходный во времена ломаные, приходится построже быть.

Скоро должны мне выплатить деньги за собрание сочинений, и тогда я смогу послать и тебе, а пока тянемся на то, что получаем мои случайные гонорары. Жду с нетерпением мая, чтобы в середине его уехать в Овсянку, если М. С. окончательно не сляжет. Не дай Бог, оставить её не с кем, а без житья в Овсянке мне быть невозможно.

Ну, опять же, никто, как Бог.

Передавай поклон Зине и матери. Кланяюсь, целую. Виктор Петрович

29 марта 1998 г.

Красноярск

(Г.А.Солуяновой)

Дорогая Галина Анатольевна!

Рад Вашему письму и особенно рад, что кто-то ещё шевелится и почитает память Саши Вампилова и хлопочет о книге, доступной читающим людям. К сожалению, сейчас я приехать не могу. После сдачи последних томов своего собрания сочинений находился почти в обморочном состоянии. Ещё и сдача, доработка новой повести («Новый мир» № 5—6), да и суета, и хлопоты по дому и хозяйству.

Вторую неделю нахожусь в профилактории неподалёку от города, отоспался, отдохнул, ничего не делал (мне понравилось!), а то сам себя в гроб загнал.

Завтра я уезжаю из этого рая и начинаю оформлять поездку в Италию, должен в Миланском университете провести беседу о сибирской литературе. Вернусь, займусь огородом, в середине лета поездка по краю с обществом «Мемориал» по местам гулаговским, осенью, в сентябре, у нас должны пройти вторые «Провинциальные чтения» на тему «Современная литература и библиотечное дело». Я готов, если Вы согласитесь, пригласить Вас, Ларису Геннадьевну и Свету Асламову на это мероприятие, на пять дней. Всё оплачивается — дорога, проживание, питание и пр.

Первые чтения, проведённые два года назад, собрали много народа, но времени не хватило всем выговориться — всего три дня, так на этот раз мы намечаем пять дней. Все хлопоты по организации встреч берут на свои плечики бабёнки из нашей замечательной овсянской библиотеки.

В прошлый раз из Иркутска смог приехать только Гена Машкин, расспросите его хоть по телефону и он Вам расскажет, что это такое.

Единственное, в чём Вас заверяю — политики и рассуждений на тему «кто за кого» не будет, а разговор настоящий будет.

Кланяюсь Вам, желаю доброго здоровья. В. Астафьев

4 апреля 1998 г.

Красноярск

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Уж какая там у вас война происходит, да ещё «вокруг меня», мне неизвестно. У нас тут тихо и пристойно, выборная борьба поглотила всю энергию народную, да, кажется, и творческую. Одна лишь пащенковская газета исходит воплями, что случается при запоре в прямой кишке и в башке, устроенной единожды по пещерному ещё чертежу и коммунистической схеме.

Я всю зиму работал, стараясь разделаться с новой повестью и собранием сочинений. Последние тома выдались особенно трудоёмкие: 12-й — публицистика. 13-й сборный — новая повесть, восстановленный рассказ «Ловля пескарей в Грузии» и послесловие к нему более самого рассказа, где позволил себе сказать всё, что было, всё, что я думаю по поводу сего времени, и попутно и о гнусных воспоминаниях Викулова и не менее гнусном поведении журнала «Наш современник», его нонешнего редактора и авторов вроде Василия Белова, который совсем сдурел иль лучше сказать по-хохляцки «с глузду зъихав», и никто не смеет ему суперечить. Два последних тома — письма.

Если б не мои самоотверженные бабы — моя жена и Ася Гремицкая — редакторша, бросил бы я последние тома, остановился бы где-то в районе 13-го. Весь мой пар вышел, все силы и терпение иссякли.

Отправил Асю в Москву, сдавши все тома в издательство, и отправился в недалёкий профилакторий, где спал почти трое суток беспробудно, а всего пробыл в одиночестве и тишине почти полмесяца, но у М. С. случился очередной приступ (они у неё всё чаше, всё тяжелее), и я вернулся домой. Пытаюсь разделаться с почтой и текущими делами. М. С. из дома не выходит, бытовая часть на Польке — магазин, почта, аптека, а коммунально-коммерческая — на мне. И только вплотную соприкоснувшись с ними, начинаешь понимать, как крепка и вечна русская бюрократия, при посредстве компьютеров и прочих машин достигшая небывалого совершенства.

Вообще-то, я уж никого к себе не пускаю в качестве корреспондентов, одна морока и досада от них, но «Смене» отказать не могу и тебе тоже. Середина июня — время хорошее. Я нонче не собираюсь творить. И вообще на бумагу и чернила смотреть не могу, хочу отдохнуть как следует, вот и ты у меня в избушке отдохнёшь. Она цела, прохладна, вымыта и ждёт пациента, а избу малость ремонтировать надобно, и огород к той поре посажен будет, и жарки как раз в самом распаде будут, и я в Италию не поеду. Звали в Миланский университет рассказать о сибирской литературе. Я невольно задался вопросом — сколько же сибирских университетов интересуются литературой Италии? Нет мне ответа.

Ну, обнимаю тебя, кланяюсь жене и парням. Преданно кланяюсь. Виктор Петрович

7 апреля 1998 г.

(В.Михайлову)

Дорогой Володя!

Рад был узнать, что ты жив, да ещё и работаешь. А то ведь все письменники Прикамья повымирали, один Алёша Решетов остался, да и тот на старости лет оженился, и жена его якобы увезла в Екатеринбург.

Писать тебе всяческие воспоминания я не буду, ибо устал от писаний до того, что на бумагу и чернила смотреть не могу. Только что, в марте, закончил сдачу своего 15-томного собрания сочинений, а это такая работа, что всё в организме будто катком переехано.