Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
А на следующие «Провинциальные чтения» я, и лёжучи в больнице, кажется, денег всё же достал. Ну, обнимаю тебя. У нас наконец-то ослабели морозы. Надолго ли?
Бог с нами и Бог с вами, как писал Карамзин своим друзьям.
Виктор Астафьев
12 февраля 1998 г.
(А.Ф.Гремицкой)
Дорогая Ася!
Посылаю тебе слайд, может, не сейчас, так потом где-нибудь пригодится. Маню два дня как из реанимации перевели в палату — выкарабкалась и на этот раз. Молодец! Без неё мы совершенно беспомощны. Ладно, Тамара Четникова из Вологды прилетела и вот уже более месяца выручает нас, торчит на кухне и в ванной, варит еду да стирает. Иногда я её вывожу «дохнуть воздухом». Вчера вот в театре были, смотрели здешний «Вишнёвый сад», убогий, конечно, сад-то, унылость и безликость Чехова в драматургии и выдающиеся театры и актёры вывозят с трудом, а уж провинция...
Сдавал я повесть в «Знамя», прилетала редакторша и помотала ж мои истрёпанные нервы — старость автору не в упрёк, но и редактору не награда, въедливость и буквоедство заменили в старушке советчика и помощника.
Затем делал ксерокопии, вычитывал, складывал, паковал, завёртывал (Мани-то нет, даже и обматерить некого, на ребят зыкаешь, а с них, как масло с гуся (постное). Поля, правда, стала лучше учиться, больше следить за собой (бегает даже по лесу утром) и тёте Тамаре помогает. Сейчас вон приходила чванилась: «Деда, я прибираюсь». — «Ну и прибирайся!» — «А я как пол вымою, дашь мне денег на мороженку?» — «А сколько стоит мороженка?» — «Тысячу четыреста рублей». Ох-хо-хо, что делать-то! «Если, — говорю, чисто вымоешь пол — будет тебе мороженка».
Витя учится на курсах шофёров. Если не проспит занятия, ездит куда-то. А курсы-то — дороже денег. Просит компьютер купить, говорит, уже умеет с ним управляться, станет бабке помогать с рукописями. Придётся покупать, всё занятие, может, в будущем пригодится.
Сейчас я думаю передохнуть и попишу комментарии, а то всё было недосуг. Почты на столе сделалась — гора и всё не просто письмо иль там записка, а послания, анкеты и формуляры какие-то. которые и не хотел бы, да начнёшь заполнять. Боязно!
Обнимаю — звони, да с казённого телефона, свой разорителен, у меня гости и редакторша поговорили всласть с домом и столицею, едва рассчитался...
Поклоны всем. Ваш В. Астафьев
3 марта 1998 г.
Красноярск
(Р.Белову)
Дорогой Роберт!
Не успел я ничего с чусовлянином существенного отправить, а вот письмо это тебе отправлю с Секлетой, она послезавтра уезжает (я тоже отдам письмо на машинку, ибо тоже почерк свой усовершенствовал до крайности, а Маня начинает оживать после болезни, и незагруженной её видеть как-то непривычно).
Значит так, чусовскую серию С Миши начнёте, а продолжите Марьей, а меня чуток помедлите. Кого-нибудь впереди меня высунете, если время не терпит.
Когда напечатается «Весёлый солдат» — май-июнь в «Новом мире» — сегодня я жду звонка, чтобы прочесть по телефону правку в вёрстке, то сложится книга из трёх повестей: «Так хочется жить», «Обертон» и «Весёлый солдат». Это примерно 25-28 листов — единый цикл. Чтобы полегче вам было с изданием (прямо возрождение какое-то!), гонорара ни мне, ни Марье платить не надо никакого. Что касается Селянкина — что-то отбирать надо, иначе народ вас не поймёт. Кстати, я недавно прочёл повесть Ольховикова — чусовлянина, совсем недурная повесть, хотя и называется «Камень», написанная уже уверенной рукой. Его знают в «Чусовском рабочем», он там прежде работал.
А письмо президенту мы писали в позапрошлом году, мы — это члены комитета по премиям, писали насчёт провинциалов: Бориса Екимова, Алексея Решетова и ещё кого-то, не помню. Не уверен, что письмо то до президента дошло — такая хевра его окружает, со стороны культуры в частности, что не приведи Бог.
Марья моя, повидавшись с Секлетой, ожила. И слава богу. У нас уже тепло, тает, авось и настоящего тепла дождёмся, до весны ещё одной доживём.
Ребятишки наши живы и резвы. Витя дело своё маленькое налаживает, стал серьёзным, к нам приветливым, но российская бюрократия, лучшая в мире, терзает его. А я говорю: «Как иначе-то? Чтобы понимал, где живёшь, да ещё и делом пробуешь заниматься. Тут у нас только бездельнику климат».
Словом, пока живём и надеемся на лучшее, чего и тебе, и всем пермякам желаем. Кланяюсь. Виктор Астафьев
15 марта 1998 г.
(А.Бондаренко)
Дорогой Алёша!
Только что улетела от меня моя редакторша — добили мы собрание сочинений, сдали три последних тома. Если бы не Марья Семёновна и не Агнесса Фёдоровна, мне бы самому этот адский труд не одолеть. И она, редакторша, сутки спала, в Москву улетевши, а я тут почти в обмороке сутки отвалялся, но всё равно встал с больной головой, однако почты выше головы накопилось, так вот хоть сверху что лежит — отвечу.
Зарисовки, Алёша, ничего, но не торопись ты печатать всё, что напишешь. Эти зарисовки можно и спустя годы напечатать, желательно, когда героя не станет. Кстати, мне прислали журнал «Муравейник», и там два твоих этюда напечатано. Журнал, если не купишь, возьми у нас. Нонче весной мы с тобой сможем увидеться только в середине мая. В начале мая, здоров буду, улечу в Италию, в Миланском университете читать лекцию о сибирской литературе.
А пока попробую отдохнуть, одолеть почту и кое-что полистать о сибирской литературе, подготовиться к чтению лекции. Я, правда, уже читал в Амстердаме, Женеве, Греции, Японии, но обновить кое-что в памяти всегда не лишнее.
В Овсянке давно не бывал. Пожар там опять был, сгорела изба, правда, не до основания, пьяницы Витьки Рошкова, а Володя, что на берегу всё ковырялся, дрова ловил, корчажки и сетёнки ставил, со страху помер, так вот и тут смерть подбирает путёвых стариков, а пьяницам, им ни хера не делается.
Ну ладно, голова чугунеет совсем.
Алёша! Будешь в лесу — наруби иль наскобли килограмма два пихтовой коры, читательница одна просит для больного сына. Не забудь, пожалуйста, или лесника какого попроси и пошли с попутчиками, ладно?
Люде поклон. Переправил мать-то с обменом квартиры. Ещё одно деревенское гнездо опустеет. О-о Господи, когда же наоборот-то будет?
Обнимаю. Виктор Петрович
26 марта 1998 г.
Красноярск
(А.В.Астафьевой)
Дорогая Ася!
Прости меня за долгое молчание. Совсем тут закрутило меня с новой повестью, собранием сочинений и множеством хлопот, да и суеты.
По получении от тебя почты сдал я твои сказки и рассказы в наш журнал «День и ночь», и они там, в редакции, всё читали и читали, а я всё ждал и ждал, а время бежало и бежало. Потом я поорал маленько и прочли они, злодеи, рукописи и, как я ожидал, сказали, что не ихнего профиля эти творения, однако ж рассказ или два пообещали дать, если выживут. С деньгами плохо, как и везде, и каждый номер журнала выходит, как бы последний.
