Последние бои на Дальнем Востоке - Сергей Владимирович Волков
В Ивановке продолжался бой. Красные не переставая бросались на штурм. Их атаки отбивались главным образом ручными гранатами и артиллерийским огнем. На руках у казаков почти не оставалось патронов. Редко строчил пулемет – берегли последние. От взрывов гранат и орудийных выстрелов стоял невероятный гром. Настроение у защитников падало. Начало смеркаться. Все так же бухали пушки и рвались ручные гранаты, но теперь и снаряды были уже на счету. Постепенно все начали мириться со своею участью и ждали скорого конца. Стало совсем темно. Противники прекратили стрельбу. Наступила жуткая тишина. Все обратилось в слух. Движения у красных не было слышно – они как будто куда-то пропали.
Орудие капитана Окоркова стояло на открытой позиции перед школой. Впереди, шагах в сорока, на фоне темной ночи едва заметно вырисовывался остов церковных ворот. В 10 часов вечера около волостного правления ухнула граната. За ней вторая, третья… Грохнул выстрел второго орудия (капитана Стихина) батареи. Воздух огласился громким «Ура!» – красные пошли в атаку. Загремело орудие капитана Окоркова, выпуская в темноту беглым огнем на картечь снаряд за снарядом. И как днем, осветило остов ворот. С перекладины, резко бросаясь в глаза батарейцам, на них смотрела икона Божьей Матери. Всем стало как-то неловко – стреляли как будто прямо по Ней. Но ничего нельзя было сделать, – красные шли в атаку. Пользуясь темнотой, они пытались прорвать оборону белых. Их цепи под прикрытием бешеного огня своих пулеметов беспрестанно кидались на проволоку. Рвались ручные гранаты белых, и безостановочно стреляли их оба орудия. Пулеметы молчали – не было патронов.
Вдруг капитан Окорков подал команду: «Отбой!» Орудие замолчало… Оставалось всего два снаряда. Пушку откатили за угол избы. Со двора выехал передок. Кони не стояли на месте. Над головой неслись стаи пуль. Пушку надели на передок и, отъехав немного вглубь, остановились в тихом переулке. Усталые люди кучкой сбились на завалинке рядом стоявшей избы. Доносилась сильная ружейная стрельба и гром гранат. Не переставая ухало остававшееся на позиции орудие капитана Стихина. Но почему-то все реже и реже и наконец совсем замолкло. Не стало слышно и ручных гранат. И все как-то сразу стихло. «Что случилось? – пронеслось у всех в голове. – Не конец ли белой Ивановке?» В темноте показалась какая-то фигура. Оказался свой батареец. Он пришел от другого орудия и принес радостную весть: «Атака отбита – красные отошли». И в тот самый момент, когда у защитников оставалось по одному или по два патрона на человека, не было почти совсем ручных грант, а у второго орудия батареи только 11 снарядов. Продержись красные еще несколько минут, и Ивановский гарнизон белых был бы их. Уходить ему было некуда.
Наступило затишье. В час ночи взошла луна и осветила картину боя. За колючей проволокой лежали трупы убитых красноармейцев. Из Ипполитовки звонили по телефону, обещали помощь и просили держаться. Усталые и издерганные батарейцы полудремали возле своих пушек. Неожиданно откуда-то появился хорунжий Сибирской казачьей батареи Перфильев. Он окружным путем, вброд пробрался из Лефинки в осажденную Ивановку и привез немного винтовочных патронов. Всем стало веселее. Теперь было чем отбиваться от красных. От Перфильева узнали, что в Лефинку для Ивановского гарнизона давно уже прибыла большая партия огнеприпасов, но подполковник Яковлев, командир казачьей батареи, не решался ее отправить. Хутор Введенский, находившийся между Ивановкой и Лефинкой, был все время занят ротой красноармейцев. Командир послал Перфильева с небольшой частью патронов.
В 2 часа ночи красные снова зашевелились. Имея на руках «перфильевские» патроны, казаки, хотя и редко, все же могли отвечать противнику. Перестрелка быстро прекратилась. Красные, по-видимому, оставили Ивановку. С хутора Введенского рота красноармейцев куда-то ушла, и под утро прибыл транспорт с огнеприпасами. Казаки и батарейцы воспрянули духом. Была выслана разведка. Красных поблизости нигде не нашли.
Когда совсем стало светло, пошли осматривать место боя. Дойдя до остова церковных ворот, в удивлении остановились: столбы и перекладина его были буквально изрешечены винтовочными и картечными пулями, а икона Божьей Матери была совершенно цела. В нее не только не попала ни одна пуля, но даже стекло киота нигде не треснуло. Все сняли фуражки, и некоторые перекрестились. Икону сняли с перекладины и отдали хозяйке избы, у которой во время боя стояло орудие капитана Окоркова. За каменным фундаментом сгоревшей церкви нашли четырех обвешенных ручными гранатами убитых красноармейцев. Они, по-видимому, пытались незаметно подползти к орудию, чтобы его забросать гранатами.
Потери белых в этом бою были семь человек – шесть казаков и один батареец, а красные потеряли около трехсот. Только возле опорных пунктов белыми было подобрано 56 трупов красных бойцов и на огородах 36 раненых. По рассказам крестьян, красные на подводах увезли к себе в тыл больше 200 раненых и убитых. Защитники Ивановки ликовали, и радости не было конца. Вспомнили, что 8 октября день Преподобного Сергия Радонежского, и многие говорили: «Это он нас спас, и ему мы должны молиться».
Больше красные на Ивановку не наступали. Конные оренбуржцы, подкрепленные пластунами, отобрали обратно у партизан Ляличи. Положение на всех участках Сибказрати было временно восстановлено.
Сильные бои шли на главном направлении фронта. Белые постепенно отходили. 14 октября (1922 года) генерал Блохин получил приказание оставить Ивановку, и Сибирско-Енисейский казачий полк с батареей полковника Романовского, без всякого давления со стороны красных, покинули ее и тронулись в сторону Никольск-Уссурийского. Белые навсегда оставляли Приморье. Войсковой старшина Бологов, получив разрешение, с несколькими казаками-енисейцами остался в Ивановке – партизанить в тылу красных.
Н. Голеевский
Последние одиннадцать выстрелов{135}
Последний большой бой за Белое Приморье под селом Монастырищем 13–14 октября окончился для белоповстанцев неудачно. Особенного поражения не понесли, но и не смогли добиться успеха. Потери были весьма значительны, и войска, принимавшие в этом бою участие, начали уходить в сторону города Никольск-Уссурийского. В арьергарде осталась Поволжская бригада, занявшая позицию между станцией Ипполитовка и селом Ляличи, где спокойно простояла всю ночь.
Я в эту ночь, с двумя телефонистами, проболтался на наблюдательном пункте, который находился саженях в ста справа, впереди позиции Волжской батареи, на бугре, покрытом мелким кустарником. Ночь была настолько темная, что добраться с батареи до наблюдательного пункта, не держась за телефонный провод, не представлялось возможным. Кругом ничего не было видно. Вглядываясь в темноту, мы прислушивались к малейшему шороху. Телефонисты, под предлогом проверить линию или принести кипятку, по очереди ходили на батарею. Мне проверять было нечего, и я сидел на месте.
Около 3 часов утра все еще
