Константин Лапин - Подснежник на бруствере

Коля Кряжевских должен был проводить артистов в обратный путь, к оставленной на опушке леса машине.

— Простите, нам снова придется ползти? — беспокойно спросил пожилой скрипач, закрывая футляр.

Коля смутился; вопрос слышали все, включая Булавина.

— Теперь можно идти спокойно, в рост, — ответил горе-провожатый после общей неловкой паузы. — Немцы спать полегли.

Оказывается, по дороге в батальон Коля заявил артистам, что местность просматривается врагом. Шоссе-де надо пересечь быстрой перебежкой, а по полю и вовсе ползти, иначе немец может засечь. И вот наши уважаемые гости, среди которых были совсем не молодые люди, бежали сломя голову через шоссе, по-пластунски ползли полем. Особенно досталось тем, у кого были музыкальные инструменты.

Булавин ничего не сказал при артистах, только крякнул от досады. И выделил другого провожатого, наказав вести обратно «безопасной» дорогой.

Коле здорово досталось от майора. А глупый «писарек» ходил довольный: вернутся люди в Москву — будет чем вспомнить концерт на передовой.

Не раз и не два мы обсуждали вслух выступление столичных артистов. Кто-то из разведчиков заговорил о красоте московской певицы. Ох, и досталось ему от товарищей! Да разве может кто-нибудь сравниться — и в красоте тоже — с фронтовыми подругами?! Однако представить нас в платьях и туфельках ребята не могли: привыкли видеть в военной форме.

Некоторые девушки взяли с собою на фронт довоенные фотографии, теперь их извлекли из вещмешков и пустили по рукам. Снимки вызвали самые разные толки, но общий вывод был такой:

— В платье хороши, а в форме еще краше!

У меня не было старых фотографий, я могла показать лишь сделанные в снайперской школе и в запасном армейском полку во время отдыха. Один снимок долго разглядывал при свете коптилки капитан Сурков.

— Люба, подари мне свое фото! — попросил он. — Придет время расставаться — останется память о снайперах моей роты.

Если бы Сурков знал, как смутила меня его просьба. Не только подругам — я и себе боялась признаться, как нравится мне наш ротный. Еще с того самого дня, когда я впервые увидела его в окопе с писателем Ставским… У меня одной попросил он фотографию на память — случайно это или нет? Ловила же я порой на себе внимательный, словно испытывающий меня взгляд капитана.

Видя мою нерешительность, Зоя шумно поддержала Суркова. Что ж тут неудобного, если командир роты интересуется своим снайпером? И для истории части фото пригодится.

Ничего не поняла ты, милая Зойка, добрая душа! Как бы то ни было, вмешательство подруги помогло — мой портрет остался у Суркова. Можно сказать, навсегда остался…

«Долина смерти»

Когда батальон, немного передохнув после двадцатикилометрового марша, мглистым декабрьским утром строился на лесной поляне, мне стало не по себе: слишком много хмурых, отсутствующих лиц, погасших глаз.

Больше месяца гвардейцы били и гнали врага. На этот раз разведданные говорили: противник отступил к заранее подготовленному рубежу обороны, постарается закрепиться. Бой будет тяжелым и упорным.

Начальник штаба капитан Шитоев, снова заменивший комбата, в последний раз уточнял с командирами рот и взводов боевую задачу. Капитану Суркову предстояло нанести первый удар, прорвать оборону врага и во что бы то ни стало продержаться до подхода резервов. Необычно серьезен, почти мрачен был на этот раз командир первой роты. Что его томило? Предчувствие смертной схватки, своей собственной горькой доли?

Позиция для атаки имела свои преимущества, имела и недостатки. Гвардейцам надо было вначале форсировать речку Долысицу, которая еще по-зимнему не установилась, и разгромить тыловой взвод противника в лесочке на том берегу. Опыт недавнего победного боя показал: с обозниками можно управиться быстро.

Дальше предстояло трудное. За лесом лежала болотистая, не промерзающая и в сильные морозы, а поэтому не проходимая для танков низина. Первая оборонительная линия врага тянется по краю возвышенности, на которой стоит деревня Демешкино, превращенная фашистами в мощный опорный узел. За Демешкином — лесистый холм, настоящая гора, с которой открывается отличный кругозор: отсюда противник просматривает местность на десяток километров вокруг.

Атака началась без обычной артподготовки. Ранний час и неожиданный удар с тыла решили судьбу обозников. Штурмовые роты с ходу форсировали реку, ручные пулеметы и автоматы косили гитлеровцев, заметавшихся в сосняке. Испуганно ржали лошади, привязанные к коновязи, от немецкой походной кухни, возле которой стоял повар в белом колпаке, валил пар. Лицо у повара той же белизны, руки подняты вверх, хотя атакующие давно ушли вперед. Еще не тронут ногами солдат и разрывами снарядов белый покров. Но вот загремела канонада, противник начал обстреливать из орудий и минометов низину перед лесом. Тут и там на снегу возникали черные дымящиеся воронки, взрывы поднимали в воздух фонтаны брызг и болотного ила. Вступила наша артиллерия, снаряды рвались во вражеских окопах.

Цепь за цепью шли в атаку гвардейские роты, оставляя позади на снегу раненых и убитых. Удальцы Суркова, вырвавшись далеко вперед, завязали рукопашный бой в окопах на самой окраине Демешкина. Первая линия траншей очищена быстро, бойцы смогли отдышаться. У нас большие потери, особенно среди командиров. А подкрепление опаздывает: противник, обойдя атакующих с фланга, занял переправу и отрезал гвардейцев от реки.

Немцы перешли в контратаку. Пользуясь тем, что настоящей передовой нет, мелкие группы вражеских солдат лесом просочились в наш тыл. В бой с ними вступили автоматчики охраны штаба полка, связисты, обозники. Пальба впереди, стрельба сзади.

В разгар боя подошли батальоны соседней с нами дивизии, вступили в схватку. И еще одна группа солдат появилась из леса. Сблизившись с гвардейцами, они неожиданно ударили по своим из ППШ. В чем дело? Неужели правый сосед не узнал своих? Командир роты побежал навстречу солдатам, размахивая наганом. По нему выстрелили.

Оказалось, немцы переодели взвод автоматчиков, среди которых были власовцы, в советскую военную форму, вручили им наши автоматы.

Немедленно по цепи от бойца к бойцу передали команду: пусть каждый заправит под ремень правую полу шинели. Быстро разобрались, где свои, а где чужие. Переодетых врагов добивали с особым ожесточением.

А с бугра доносилась, не смолкая, перестрелка. Немцы засели во второй линии траншей, проходящей по деревенской улице. Заслоном они выставили власовцев. В лоб предателям летели наши пули, в спину им были нацелены немецкие пулеметы: оказавшись между двух огней, изменники Родины дрались с отчаянием смертников. Случалось, фашисты приковывали власовцев к пулеметам…